Пегги Касерта - Вместе с Джанис

— Солнышко, не принимай всё так близко к сердцу, — прошептала она.

Затем помолчав, добавила:

— Почему бы тебе с ней не расстаться, раз она не даёт тебе и шагу ступить.

— Я люблю её, — вздохнула я.

— Но этот делает тебя такой несчастной — в определённых ситуациях.

Я промолчала, а Джанис снова пошла работать. Она пила, но уже не так как вчера. Она осторожничала. Когда запись подошла к концу, было уже четыре утра, и она потащила меня в одно местечко в Гринвич—Виллидже, открытое до утра. Пила она немного, а я потягивала свою коку. Всё что угодно, только не напиться, похоже, думала она.

Мы вышли из клуба с первыми лучами солнца, и небо быстро светлело над Ист–ривер. В такси по дороге в Челси она придвинулась вплотную ко мне, положив свою руку мне на оголившееся колено. Обычно я носила брючный костюм, почти эксклюзивное изделие для того времени. Но в тот запоминающийся вечер я надела очень милое платьеце.

— Вид тебя в платье, — прошептала она, — рождает во мне всякие фантазии.

— Рада, что оно тебе нравится, — сказала я, всё более и более осознавая, чем мы вместе займёмся дома. Странно, но, несмотря на томившее меня уныние, мысль эта несла мне облегчение.

74

Уже в Челси, стоя в ожидании лифта, меня вновь охватило беспокойство о том, что вот–вот начнётся грибная пора. Спиною чувствовала, что Джанис разглядывает меня. Вдобавок само здание давало мне время пробудиться властной черте моего характера.

«Чёрт, — думала я, — похоже, всё к этому и идёт, вопреки тому, что люблю я Кимми. Я более чем близка к этому, по какому–то роковому стечению обстоятельств. Ну так если этого не миновать, я должна выступить в роли инициатора, этим кораблём должен управлять искусный капитан».

Вот и лифт. Только за нами закрылись двери лифта, как она, положив мне свои руки на плечи, притянула к себе и стала меня целовать. Губы, язык, я не сопротивлялась. Меня начало штормить, но тут остановился лифт и мы вышли на нашем этаже. Взявшись за руки и прижавшись друг к другу головами, мы медленно шли, буквально плыли, как лунатики, две школьницы, сбежавшие с уроков, к себе в номер. У двери она стала рыться у себя в сумочке, ища ключ. Не найдя, она вывалила содержимое прямо на пол и, опустившись на корточки, стала рыться в груде рухляди, которую изрыгнула её сумочка.

75

Будто она не пропустила ни одного сто–йенника от Сан–Франциско до Нью–Йорка. Какие–то билеты; несколько цепочек для ключей; индийские колокольчики; два крошечных кошелька; мохнатый мячик с двумя выпученными глазами, нарисованные зрачки которых могли раскачиваться из стороны в сторону; ключи от машины; какие–то квартирные ключи; отвратительное, жёлтое пластиковое портмоне; две салфетки с напечатанными на них грязными шутками, которые она подобрала в одном из баров; пузырёк с машинным маслом; пара клочков бумаги с адресами и телефонами двух молодых парней, с которыми она недавно познакомилась и думала перепихнуться. Она перебирала этих кандидатов на выброс, скорчившись, как маленькая девочка присевшая пописать в лесу, и, наконец, нашла этот злополучный ключ.

Войдя, ненадолго включив свет, зажгла пару свечей, запас которых всегда возила с собой, и выключила электричество. Сбросив голубую с блёстками накидку, оставаясь одетой, стала кружиться по комнате, подбирая с пола вещи и разглядывая их, непрерывно щебеча о новых песнях, репетициях, критиках, обо всём, что приходило ей на ум. Трогательное зрелище. Такая бывает вот Жени, напористая, пробивная, особенно после таких любовных переживаний, ласк и мокрого поцелуя в лифте, нервничая о том, что должно произойти, и не решаясь даже думать, чтобы нечаянно не проронить ни слова, которое могло бы хоть на мгновение задержать нас.

Наконец, остановившись у кровати, она перестала кружить по комнате, и я подошла к ней и начала стягивать с неё её облегающий топик. Но, похоже, она забыла всё, о чём мы только что говорили.

— Что ты делаешь?

— Я раздеваю тебя, — ответила я.

Моим действиям она не стала противиться, только тихо смотрела на меня. Я раздела её. Поцеловала грудь, и мы нежно опустились на кровать. Как ты понимаешь, я даже не успела снять свою кожаную куртку — ну так что ж, пусть я буду одна одета.

— Что ты делаешь? — снова повторила он свой вопрос.

76

— Ни слова, хорошо? Ни жеста против. Только не теперь. Сейчас не время.

Снова она промолчала. Я стащила с неё брюки и добралась до её тела, но она скользнула к подушкам, взбила одну из них, и взяла в руки Виллидж–Войс. Я чуть не взорвалась от смеха, глядя неё — на ней оставались только одни трусы — ей не хватало только развернуть газету! И что ты думаешь? Она увлеклась чтением какой–то статьи! Смешно ужасно. При свете двух свечей ей было почти ничего не видно.

Я потянулась к тумбочке и зажгла ночник. Было совершенно очевидно, что она страшно нервничала, ты скажешь, она стесняется многого, тогда я скинула туфли и, куртку повесив на спинку стула, бесцеремонно плюхнулась на кровать рядом с ней. Но так как по–прежнему горел красный, я положила голову её на плечо и притворилась, что тоже нервничаю. Так лежали мы несколько минут. Её неловкость прошла, и, наклонившись, я поцеловала её в щёку.

По губам Жени всегда можно прочесть, что у неё на душе. И вот теперь губы приняли знакомое мне очертание описывающее состояние нерешительности: чуть приоткрыты, ярко–очерчены. Положение губ где–то между «давай–я–жду» и «прекрати–не–хочу». Но я ошиблась, приняв за «поцелуй–меня». Нежно, скорее в дружественном, чем любовном поцелуе, я скользнула по её губам своими, затем снова вернулась к ним, но уже задержавшись чуть дольше, секунду–вторую удерживая их. Она не противилась и я, вынув из её рук газету, скинула её на видавший виды ковёр, даже не взглянув на статью. Мягко спускаясь вниз, поцеловала животик и обвела языком вокруг пупка. Медленно изогнувшись, стала посасывать её бедро, подбираясь всё ближе к её выпуклым округлостям.

— Тебе нравится? — спросила я, но она предвосхитила мой вопрос энергичным вздрагиванием.

77

— Куколка, ты так вкусно пахнешь, — прошептала я. И действительно, с чем может сравниться запах свежевымытого тела! Я наслаждалась, всё более увлекаясь. Эта девочка, к которой вчера я внезапно почувствовала притяжение, безумно меня заводила.

Вырвался лёгкий стон, когда я начала нежно стягивать с неё трусики. Но внезапно её тело напряглось, хотя она и глубоко вздохнула во второй раз.

— Что–нибудь не так? — спросила я.

Она не ответила.

— Знаешь, — начала я, — тогда молчи, и это будет знаком того, что всё идёт хорошо. Я продолжу, хорошо?

Она по–прежнему не издала не единого звука, и я сняла их совсем. Я была уже почти у её ног, когда она подхватила меня за руки и притянула к себе.