Пегги Касерта - Вместе с Джанис

За время их выступления она спела ещё несколько номеров — непрофессионально, без репетиций, но уже в неповторимой, уникальной, присущей только ей одной манере. Когда группа ушла на перерыв, она подошла и села за наш столик. С нами сидела Нэнси Гёрли, жена басиста Старшего Брата, Джеймса Гёрли, и объединяло нас полное единодушие, ладони наши покраснели, а особенно сильно хлопала Нэнси. Как выяснилось, Джанис во всём подрожала Нэнси, одежде, манерах, конечно, насколько могли позволить её скромные средства. Она пожирала глазами Нэнси, и Нэнси это знала, поэтому не удивительно, что Нэнси аплодировала громче всех. Кроме того, её муж был в группе, а сама — подругой Джанис. Но мы с Кимми внесли и свой посильный вклад признательности, и Джанис, вглядываясь сквозь расцвеченные цветными прожекторами слои дыма, плавающих над головами пятнадцати человек, не могла не заметить этого.

34

Ты бы никогда не поверила по её внешнему виду, что она только что затронула

самые глубины сознания, где рождается объяснение, или точнее, оправдание нашего существования, эта девушка, не замечая никого вокруг, пробирающаяся к нашему столику и весело приветствующая нас: «Привет, девочки».

Мы наперебой стали хвалить её Bye, Bye, Baby, Goodbye, чему она искренне была удивлена.

— В самом деле? Правда?

В её словах отчётливо слышалась неуверенность в себе, подтвердила, что совсем недавно стала петь с этой группой.

— Сколько тебе платят за выступление в таком маленьком месте как этот? — поинтересовалась я.

— Ну, двадцатку за вечер — на всех нас, на пятерых. Получается по четыре доллара на каждого — и в придачу бесплатное пиво.

То был вечер пятницы. Мы вернулись увидеть её и в субботу, и в воскресенье. Джанис поразило, что кто–то хотел послушать её три вечера подряд.

— Боже… это снова вы, девочки, — сказала она, подсев к нам в третий вечер. — Я так рада видеть вас каждый вечер. Прямо мои поклонницы. Настоящие мои поклонницы!

Потом, приподнявшись на каблуках и недолго помолчав, видимо, взвешивая, что только что сказала, расплылась в улыбке и произнесла:

— Ясно как день, вы мои единственные поклонницы.

Она села и выпила с нами, а я тогда уверила её, что наступит день, когда она будет получать пятьдесят тысяч за выступление, делая ровно столько сколько здесь, в Матрице. Но мои слова восприняла она как что–то нереальное.

35

— Нет, — сказала она. — Никогда. Это не про меня, знаешь. Мне никогда не стать такой знаменитой.

— Давно ты стала петь блюзы? — спросила её Кимми.

— Ха, блюз у меня в крови, всю жизнь это настроение сопровождают меня. Я пробовала петь фолк, но у Джоан Баез это получается лучше. И думаю, там нет места ни для какой другой женщины.

Услышав имя Джоан Баез, Кимми взглянула на меня, понимающе улыбаясь. Будто говоря, «Джоан Баез, милочка. Она говорит о моей бывшей любовнице».

Я повернулась и увидела Мими Фаринью, младшую сестру Джоан Баез. По удивительному совпадению в этот вечер она пришла сюда тоже послушать Джанис.

Я и прежде слышала об этом от разных людей, но от Кимми — (также как, по крайней мере, от трёх других подруг или компаньонок Джоан), вот что со временем рассказала она мне: Кимми была любовницей Джоан Баез за год до встречи со мной. Не то чтоб это было новостью для меня, но из того, что я услышала от неё, оказалось, Кимми стала тем единственным ключом, открывшим Джоан дверь в бисексуальный мир. По рассказам многих они уже были любовницами уже некоторое время, когда Джоан увлеклась Бобом Диланом. Такой двухъярусный треугольник быстро повлёк за собой кучу проблем, потому что Кимми была и остаётся яростной собственницей. Так или иначе, Кимми ездила с Баез на гастроли по Восточным штатам, гастроли, в которых участвовал также и Дилан, там и разыгралась настоящая любовная баталия. Когда пыль осела (не без помощи ребят из группы Band), Джоан отослала Кимми домой в Кармел, где на пару снимали жильё. По возвращении с гастролей домой Джоан нашла Кимми в полном ауте. Кимми и до этого уже экспериментировала с кислотой, теперь же начала пить не просыхая, крушить автомобили и устраивать погромы всюду, куда бы ни ходила. Не без помощи матери Кимми и её отчима, преуспевающего кармельского ортодонта, Джоан засадила её в Ленгли—Портер, сан–францисскую психлечебницу.

36

Там её держали в изоляторе под замком, но месяца через три стали отпускать на выходные домой. Прошла лучшая часть года, в течение которой Кимми начала встречаться с сыном Алистера Кука, Джоном, который позднее стал роуд–менеджером сначала Старшего Брата, а затем и самой Джанис. Кимми уже была знакома с Куком в начале шестидесятых, когда она, Джоан, Дилан, он и ещё несколько таких же как они, уже состоявшиеся фолк–музыканты, представляющие Кембридж, штат Массачусетс, в конце концов, осели в Сан–Франциско.

Таким образом, ирония, висящая в воздухе в тот вечер в Матрице в апреле 1966 года, оказалась толстая как слой парафина. Однажды, за два месяца этого контакта с Джанис Кимми зашла в мой магазинчик. К тому моменту она уже жила с Куком, но с первого взгляда мы с ней поняли, что созданы друг для друга, и, ясно стало, как Божий день, что что–то должно очень скоро поменяться в корне. Всё случилось даже быстрее, чем я могла предположить. Кимми, которой в Лэнгли—Портере дали справку, что она совершенно здорова, съехала от Кука… в маленькую квартирку, мою маленькую квартирку над моим магазином… даже не сказав ему, куда пошла. Не правда ли патетично? Кук вне себя, а Кимми скрывается от него, где? В моей квартире! В придачу с тех пор как мы с Куком были знакомы, он всегда приходил ко мне за утешением или советом. А тут он даже не знает, что мы с Кимми стали любовниками. Часами я с ним разбирала по косточкам его любовь, крушение его надежд, и ни разу, ни одним намёком не выдала мои с ней отношения. Когда же он, наконец, вдруг узнаёт, что это именно я забрала её у него (не приложив к этому ни грамма усилий с моей стороны), то объявляет мне молчаливую войну, которая ещё более усугубилась, когда я увлеклась Джанис.

37

Ничего не предвещало, да и думать даже я не могла о Джанис тогда, как о потенциальной любовнице. Мы с Кимми предавались щенячьему безрассудному счастью — наркотикам, взаимной любви, даже парней мы иногда вовлекали в наши игры. Мы избегали ситуаций один–на–двоих. Гораздо чаще, Кимми или я, уединялась в нашей спальне на Ашбери 635 с каким–нибудь студентиком, обычно это происходило днём, пока другая в гостиной смотрела телевизор, или готовила что–нибудь на кухне, или отправлялась в кислотное странствование. И потом, когда одна из нас, насытившись, выходила из спальни, а парень оставался лежать там, мечтая о своём, или покуривая сигаретку, или травку, то подходила к другой со словами, «Послушай, дружок, не бери в голову, он полный дурак». Или, наоборот, «Дорогая, если есть желание, зайди к нему. У этого джентльмена из соседней комнаты его бархатное копьё словно подключено к электричеству».