Род Вейнбер - Рок–роуди. За кулисами и не только

Выше я писал уже, что привычки Майка Джеффери всё более и боле становились странными, но он провёл последние пару лет, почти не уезжая с Майорки, сосредоточив своё внимание на своих испанских ночных клубах. Распоряжения на счёт дел Анимы он давал в основном по телефону и редко появлялся на своей квартире в Челси по Кингс–роуд.

Однако были моменты, когда его присутствие в Лондоне всё же было необходимо. То был один из тех самых редких визитов, когда Майка арестовали. Он не явился вовремя в суд в Ньюкасле по обвинению в хранении наркотиков и власти в итоге схватили его. Наконец Майкла доставили в суд, но он нанял одного из лучших в стране адвокатов. Ещё никому никогда не удавалось перехитрить Майка, это касалось и системы правосудия. Обвинение подлежало пересмотрению, и Майка выпустили под залог. Это означало, что ему пришлось бы сдать свой паспорт, но адвокату Майка удалось доказать, что его клиент нуждается в паспорте для того, чтобы присутствовать на одной важной встрече, которая будет проходить на следующей неделе на Майорке. Поразительно, но судья дал своё согласие и, с паспортом в кармане своего пиджака улыбающийся Майк вышел из здания суда.

Жутко подумать, что было бы, если судья уклонил доводы адвоката, и Майк остался бы без паспорта, но Судьба, казалось, преследовала его, и в конечном итоге подстерегла Майка Джеффери.

Этот последний его успех стал его самой большой ошибкой.

Я повёз Майка в аэропорт, он успел ещё на самолёт до Пальмы. Он позвонил мне, когда я паковал вещи, чтобы съездить на Север навестить отца. Перемещение моего бренного тела обратно в Лондон не избавило меня от дурного расположения духа, развившегося от того, что мне пришлось покинуть Нью–Йорк, и я надеялся, что встреча с отцом даст мне тот заряд бодрости, в котором я тогда так нуждался.

Я приехал рано утром и нашёл Майка в его лондонском доме. За утренним кофе мы просмотрели кое–какие бумаги, Майк вовсе не намеревался скрываться от правосудия, которое так «тепло» встретило его в Соединённом Королевстве — он бы многое потерял, находясь в бегах. Кроме того, как он мне объяснил, его адвокат мог всё повернуть в его пользу, и беспокоиться за себя ему было нечего, так как он никогда не попадёт за решётку. У него было приподнятое настроение, и говорил о Майорке, даже если ему придётся там пробыть всего пару дней.

— Я вернусь до того, как ты узнаешь об этом, Таппи, — говорил он мне. — И я бы хотел, чтобы ты меня встретил в аэропорту, когда я прилечу. Я позвоню тебе из Испании и скажу, каким рейсом прилечу.

Мы окончили свою бумажную работу и помчались в аэропорт. Перед полётом Майк всегда нервничал. Он сказал, что как бывший парашютист, он никогда себя не чувствовал в безопасности, находясь в самолёте, и успокаивался только тогда, когда над ним раскрывался парашют. Выгружая багаж, я взглянул на Майка, лицо бледное, а он всматривается в самолёт, который в тот момент стремительно набирал высоту.

— Тебе бы пора привыкнуть к этому, Майк, — сказал я. — Ты выглядишь, совсем как Алан Прайс перед чисткой глаза.

Майк печально улыбнулся и направился в сторону выхода к самолётам.

— Всего пара часов, Майк, — старался я убедить его, пока мы шли по аэропорту. — Ты даже не заметишь, как снова ступишь на землю. Вспоминай меня: вернёшься, и мы отправимся на всё время в Нью–Йорк.

— Ты как всегда прав, Таппи. Увидимся через пару дней. Передай привет от меня своему отцу и будь уверен, что твоё место у Боба Левина… — И стал мне ещё раз напоминать о тех делах, которые мы осуждали всё утро.

— Не волнуйся об этом, Майк. Счастливого полёта, а я позабочусь обо всём здесь.

— Спасибо, Таппи. — Майк пожал мне руку, нервно улыбаясь, и стремительной походкой исчез в дверях.

От Майка я услышал многое за эти несколько дней; он звонил мне, когда я был у отца, прямо из своего кабинета в Сержанте Пеппере. Вечером в воскресенье он позвонил и попросил приехать и подобрать его в аэропорту Хитроу. Я попрощался с отцом и поехал в Лондон встречать его.

Утро понедельника, 5 марта 1973 года. День, который я никогда не забуду. Я приехал в Хитроу вовремя и, купив себе газету, уселся в кресло в зале ожидания. Прошёл примерно час, но никаких объявлений о рейсе, которым должен был прилететь Майк, не было сделано. Я пошёл к стойке Иберийских авиалиний и понял, что что–то произошло, весь обсуживающий персонал был в слезах.

— Что случилось? — спросил я, и тут же осознал, что это уже сам знал. Как могло это повториться снова? В точности. Будто вернулся тот день, когда Боб Левин, чтобы уточнить кое–какие детали, попросил меня [накануне смерти Джими] слетать в Лондон, найти Джими и привезти его в Нью–Йорк. Годы прошли, боль улеглась, но старые опасения вернулись. Мне очень хотелось услышать от девушек за стойкой, что всё хорошо… Что с Майком всё в порядке.

— Самолёт разбился в небе над Францией, — всхлипывая, произнесла она, размазывая слёзы по щекам. — Столкновение в воздухе. Все погибли. Мы даже не знаем никаких подробностей.

— Какой это был рейс.

— Иберия DC-9… вылетел из Пальмы час назад.

У меня сердце ушло в пятки.

— Мой друг летел этим рейсом. Я должен был его встретить. Я… — продолжить я уже не мог, эмоция захлестнула меня, и слёзы хлынули градом. Одна девушка выскочила из–за стойки и дала мне стакан воды. Она отвела меня в служебку и попыталась поддержать меня словами. Но я едва слышал её. Накануне ещё я говорил с Майком, а сегодня его уже нет. Всё так внезапно. Невозможно поверить.

Я купил билет до Ньюкасла и сейчас же улетел. Необходимо было снова увидеть отца. Что бы ни случалось, мой отец всегда был на месте, и он — единственный, чьё общество я мог бы вынести, находясь в таком состоянии.

Мы оба были в шоке, пытаясь постичь ситуацию. Мой отец знал Майка и, разговаривая с ним о нём, мне становилось на душе немного легче.

Наконец, соотнесясь с разницей во времени, я позвонил Бобу Левину, рассказать о случившимся. Самый ужасный звонок в моей жизни. Казалось, только вчера мы с трудом оправились от травмы, нанесённой нам смертью Джими, и вот теперь я был снова в доме моего отца, убитый горем потери ещё одного молодого друга.

Похороны Майка Джеффери тихо прошли в Кенте. Майка знало множество людей, но на похоронах были только близкие друзья и члены его семьи. День прошёл в скромной, волнующей обстановке. Ему было всего тридцать девять и было больно смотреть на его родителей, наблюдающих, как их сын остаётся лежать в земле. Мне запомнилась одинокая небольшая фигура его матери, стоящая у самого края могилы.

Отец Майка обнял жену за плечи, в отчаянной попытке защитить её. Нет большей в мире жестокости, как родители, хоронящие своего ребёнка. Я, как мог, выразил им мою симпатию и поехал в аэропорт. Я возвращался в Нью–Йорк. Также как и в момент преждевременной смерти Джими Хендрикса, все друзья и коллеги Майкла испытывали желание побыть вместе, и постараться справиться сообща с ещё одной неожиданной потерей.