Род Вейнбер - Рок–роуди. За кулисами и не только

с Хендриксом, Элвисом, с Animals, Тиной Тёрнер и многими другими звёздами

Джеймс Таппи Райт при участии Рода Вейнберга

Таппи Райту было бы очень приятно поблагодарить всех членов его семьи и всех их друзей, в особенности, Элисон с Речел, Ребеккой и Диланом, а также Морин, Джеймса, Джоанн, Стива, Энтони, Керри, Жаклин, Александра, Вильяма, Ханну, Эндрю и Макса за их помощь, одобрение, долготерпение и любовь.

Роду Вейнбергу было бы очень приятно поблагодарить всю свою семью и друзей, в особенности свою жену, Джули, а также Джулию, Стивена, Аманду, Бена, Спенсера, Кристину, Себастьяна, Макса, Романа, Клару, Оскара, Маттео и Джаспера за всю их помощь, одобрение, долготерпение и любовь.

Также спасибо Элисон Чаплин, Бобу Левину, Брайони Чаплину, Гаю Роузу, Рэю Маршаллу, издательству Борковски (лондон), Морису Сазерсту, Рэю Гильёну, д-ру Тиму Ирвину, Нику Педжрифту, Роджеру Помфри, Салли Александер, Тони Гарланду, издательству JP Books, издательству Франк, Вёрджин Холлидей, Хард—Рок кафе, Гарри Шапиро, менеджменту клуба Гаучо, Питеру Джозефу, Джо Ринальди, Жанн—Мари Хадсон и издательствам Томас Данн Букс и Сент—Мартин Пресс.

Особенное спасибо Элисон Шоу—Хендерсон, за её неоценимую помощь Таппи Райту в самые ранние дни, когда только зарождалось ещё желание описать свои приключения.

Приносим наши извинения всем, кто хотел бы быть упомянут, но не попал на страницы этой книги.

Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир.

В 1996 году, когда я завершил работу над своей документалкой The Making Electric Ladyland, я подумал, что после проведённого мною исследования и всех этих интервью, которые я взял у людей работавших и знавших Джими Хендрикса, после всего, что я наслушался о Джими, многое казалось мне очень значительным.

Значительным до сих пор.

Рукопись Таппи Райта определённо отмела многие слухи и сплетни, о том десятилетии, и он определённо там был. Эта книга, будучи изданной, станет завершающей главой о жизни Джими.

Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному. С огромным чувством юмора Таппи относится не только к своей страсти к слабому полу, но и к тому, что представляла собой гастрольная жизнь, когда поп–музыка Англии и Штатов ещё была только в коротких штанишках. Он сопровождал многих теперь уже легендарных участников рок–индустрии. Позднее он возглавил Лондонский отдел нарождающейся индустрии.

Один из истинных пионеров.

Особенно поразили меня приводимые в книге подробности, освещающие смерть одной легендарной личности, чья музыка изменила рок–н–ролльную историю в корне.

Роджер Помфри, режиссёр,

по крайней мере, самого начала The Making of Electric Ladyland.

— Пять минут, готовность, Таппи, — сказал голос за моей спиной, прервав размышления о смерти и лжи. — Готов?

Я кивнул и улыбнулся. Рабочий сцены ухмыльнулся и положил руку мне на плечо.

— Если кто и может это, так это только ты, Таппи. Ну и нервы у тебя! Неужели не нервничаешь?

— Нет…, — я хотел ещё сказать, но слова застряли комом в горле. Он толкнул большие стеклянные двери и исчез на сцене, оставив меня в пустынном коридоре наедине с отражением моей физиономии. Если откровенно, выглядел я ужасно.

Он прав, это — то самое, моё. Я провёл на гастролях уйму лет, почти всю свою жизнь, катаясь по миру с самыми величайшими группами, когда либо выходящими на сцену. Но теперь это его работа, которую я знаю, как никто, и сегодня сцена принадлежит мне, мне одному.

— Ну, Таппи, сделай их, — прошептал я своему отражению в стекле. Дружественное одобрение, скажешь тоже; как если бы этот человек в стекле был одним из моих бывших подопечных, нервно ожидающим за кулисами своего выхода перед выступлением. Вот–вот, тот же страх в глазах, который я видел тысячи раз прежде, но никогда не испытывал сам.

Я встряхнул головой и осмотрел критически себя: вполне. Вытерев пот со своих рук о штаны, поправил рубашку — немного староват, немного диковат, но волосы ещё при мне, и, благодарю бога, ещё густые. Дырка от серьги пуста. Ну, старый рокер, навстречу толпе. Но, хотя уже несколько дней я без серьги, но эластичный корсет на мне, и моей рубашке удаётся спрятать от любопытных глаз признаки моего гедонистического образа жизни.

— Ты сможешь, — повторил я себе и отступил шаг назад, так как рабочий сцены снова появился перед стеклянной дверью.

— Ну, Таппи, пора. Удачи, дружище.

Он открыл для меня дверь, я поправил ремень и ступил на сцену.

— Дамы и господа, позвольте представить, только что из Англии, один из величайших роуди шестидесятых… Мистер Таппи Райт!

Ну, вот и всё. Луч прожектора, но не то что аплодисменты — вой стаи волков и свист вёл меня к микрофону, у которого я остановился, с улыбкой обводя глазами ряды жаждущих лиц, с нетерпением ожидающих насыщенных разными подробностями рассказов о своих любимых героях. Я подождал, пока овации затихали, эхом отражаясь от стен зала. Кто–то закашлялся в тёмной глубине. Неужели я смогу сделать это?

Я чуть кашлянул, провёл трясущейся рукой по волосам и заговорил. Неожиданно мои нервы пришли в порядок, подбадриваемые хохотом толпы, ловящей каждое моё слово. В конце концов, ведь сцена — это мой дом, моя стихия и рассказы старого рок–роуди полились потоком, смывшим первоначальную нерешительность. Секс, наркотики, рок–н–ролл и правдивые, правдивые и ещё раз правдивые рассказы об Animals, Отшельниках Германа, об Элвисе Пресли, об Айке и Тине Тёрнерах и, конечно же и больше всего о легендарном Джими Хендриксе.

июнь 2004, Даллас, Техас

Всё началось с одного маленького мальчика, самого обыкновенного сына шахтёра, выросшего в трудные, голодные послевоенные годы на северо–востоке Англии. Родился он в Уитли Бэе, небольшом городке по ту сторону от Ньюкасла, третий сын Айви и Джозефа Райтов, старающихся прокормить своих детей по карточкам, и, возможно, в тайне от него они баловали малыша леденцами Taffy, позднее их стали называть на французский манер — toffee. С ртом вечно вымазанном этой застывшей вокруг губ субстанцией, его и стали звать Таппи. И это детское прозвище никогда уже больше его не покидало.