Род Вейнбер - Рок–роуди. За кулисами и не только

Мне было двенадцать, когда я впервые взял в руки гитару. Мой школьный учитель, мистер Глегг захватил её с собой в класс и сыграл нам пару мелодий. Он научил меня трём аккордам, и пока я держал её в руках, а пальцы ударяли по струнам, я понял, чем станет моя жизнь: музыкой, музыкой и ещё раз музыкой.

Помните свой первый автомобиль? Запах его сидений; цвет окраски; гордость сидения за рулём, после всех лет ожидания? Ну, а я хотел гитару. Но на дворе стояли пятидесятые, и с деньгами было тяжело и не было способа позволить себе что–то вроде этого. Итак, с напутственными словами мистер Глегг передал меня в руки нашему столяру, учителю по труду и направил меня к моей собственной новоприобретённой страсти, я сделал её собственными руками.

Бедняга была неказиста, но настоящая из прессованных опилок и клея. Должно быть, и звук у неё был ужасен. Но, как этот первый драндулет не забыть никогда, для меня она была прекрасна, и я любил её.

Я принёс её домой и взял у кого–то или украл, не помню уже, пару самоучителей игры на гитаре. Каждый вечер к отчаянию моих бедных родителей я практиковался и практиковался, пока не выучил все аккорды. Я играл до тех пор, пока она не выпадала у меня из рук. Через некоторое время, откладывая понемногу, мне удалось накопить на Хофнер, и я, наконец, мог играть на настроенном инструменте. Теперь я стал настоящим гитаристом; всё, что мне оставалось — это собрать группу.

Таких как я было много. Депрессия, охватившая Англию после войны, ничего не оставила новому поколению, как искать что–то совсем другое. Рок–н–ролл проник через океан из Штатов, и мы были первыми слушателями. Я переходил из группы в группу. The Alley Cats: я на гитаре, Ронни на стиральной доске и Гарри на басу (швабре с натянутой верёвкой). Мы даже пробовали писать музыку.

Я уже играл много лучше и решил организовать свою группу. Мне было шестнадцать, и на «Мы ищем таланты» в Ньюкасл—Эмпайр познакомился с Хилтоном Валентайном. Никто из нас не получил никакую награду и, отправившись вместе на железнодорожный вокзал, мы сдружились, решив между собой, что победа в этом конкурсе всё равно ничего не означала. (Хэнк Марвин и Брюс Велш, победители, стали потом частью группы Клиффа Ричарда, The Shadows.)

Хилтон был тогда тощим волосатым подростком, даже ещё худее меня. Он жил в Северном Шилдсе, городке по соседству с Уитли Бэем, и вскоре после нашего знакомства мы сколотили свой собственный ансамбль. К нам присоединились мои старые школьные товарищи, Ронни и Гарри из Котов с переулка, и мы стали называть себя Дикими котами.

Мы с Хилтоном всегда ладили. Я потерял мать за год до встречи с ним, когда мне было пятнадцать. Мать Хилтона умерла, когда ему было четырнадцать. Оба так рано оставшиеся без своих матерей, мы хорошо понимали друг друга.

Участие в нашем ансамбле приносило мне некоторое утешение от трудностей домашней жизни. Мой отец — необыкновенный человек, но смерть матери была для него ужасным шоком. Они часто ходили на танцы, проходящие в танцзале гостиницы Рекс в Уитли Бэе и там, на мраморных ступенях лестницы, моя мама, одетая в вечернее платье и улыбающаяся моему отцу, поскользнулась и упала. Она ударилась головой о мрамор, и чуть позже кровоизлияние в мозг убило её. Мои братья, Алекс и Джордж, были, один на семь, другой — на четырнадцать лет старше меня. Они ушли из семьи сразу после смерти матери, поэтому после того трагического вечера наша семья уменьшилась до моего отца и меня.

Отец мой занимался тем, чем занимались почти все мужчины в этой части страны: работал на одной из угольных шахт и, несмотря на пережитое потрясение, работу свою не бросил. Мы вели жизнь обычной семьи; мать занималась домом, убирала, шила, готовила, стирала и, так как отец всё время пропадал в шахте, на меня легли все её обязанности, когда её не стало.

Возможно, Хилтон был единственным человеком, который в действительности понимал моё положение (его домашняя жизнь была даже ещё более запутанной, чем моя). Ранним утром я выполнял обязанности молочника, затем собирал отцу его обед и убирал по дому, а вечером отправлялся с Дикими Котами на выступление. Хилтон никогда не спрашивал меня ни о чём: я даже подозревал, что он немного меня ревнует к моему же отцу. Отец всегда был рад видеть Хилтона в нашем доме. Очень отзывчивый и мягкий человек, вот каким был мой отец, думаю, что он даже со временем стал смотреть на Хилтона, как на своего сына. И Хилтон с щедростью отвечал на его внимание: только благодаря Хилтону наш дом наполнился снова светом, смехом и радостью.

Но, помимо того, что он оказался верным и хорошим другом в это такое трудное для меня время, он оказался прекрасным музыкантом, что имело очень важное значение для развития нашей группы. Мы много выступали и, несмотря на все свалившиеся на нас беды дома, время это было для нас счастливым.

В составе нашей небольшой группы мы выступали в клубах для рабочих по всему Северо—Востоку. Большинство крупных английских групп шестидесятых начинали в этих маленьких прокуренных берлогах, играя с плохонькими микрофонами для местных пьяниц. Репертуар и сцены менялись, но неизменными оставались эти парни с их пинтами старого доброго эля, наслаждающихся до поздна общением вдали от своих жён. В этих клубах выпивка была дешёвой, и рабочие обычно были заняты собой, но более молодая часть аудитории приходила сюда с друзьями или даже семьями. Мы начали узнавать многих среди них — росла наша популярность.

Мы приезжали на место и как обычно, вытащив наше оборудование из микроавтобуса, рассаживались с выпивкой в ожидании времени нашего выступления, но со временем мы стали замечать изменения в нашей аудитории.

— Как много девчонок сегодня, не правда ли? — однажды сказал мне Хилтон, закуривая и оглядывая столики вокруг нас.

— Прав, как всегда, сынок, — согласился Ронни. — Как будто чего–то ждут.

Теперь и я обратил внимание, как много дамочек стреляют на нас глазами, но парни были правы. Из всей мужской половины, находящейся в зале, мы оказались единственными симпатичными среди них. И действительно, место было буквально набито женскими телами, а то было время, когда женщины избегали заходить в пивные, за исключением тех, кто искал своих загулявших мужей.

На сцене происходило всё как обычно, выходили, рассказывали анекдоты, постукивая по микрофону, но эти девчонки с нетерпением украдкой поглядывали в сторону нашего столика, стоящего в самом дальнем углу. Без сомнения ждали именно нас. Наконец, конферансье объявлял наш выход.

— Ну, а теперь, дамочки, пришло время этим парням размять затёкшие от долгого сиденья ноги и пройтись из своего дальнего угла до сцены, чтобы усладить ваши юные сердца… и будьте к ним снисходительны.