Георгий Шонин - Самые первые

Я попытался взглянуть на себя и оценить свое состояние со стороны. Кажется, мне это удалось. И поразился будничности своего настроения. Мне думалось, что этот день будет праздничным с самого пробуждения. А здесь какие-то невероятно простые заботы: завел ли часы, прикрепил ли к бортжурналу карандаши, навел ли порядок в тумбочке у своей кровати… Время тянется медленно. На нас надели датчики, записали фоновые данные. Мы сфотографировались, сказали «до свидания» тем, кто не поедет с нами на стартовую площадку, и все равно осталось еще около получаса свободного времени, которое решительно не знаем, чем заполнить. Поминутно смотрим то на часы, то на поданный автобус. Наконец едем на стартовую позицию. Ехать долго, дорога до мелочей знакома, смотреть в окно не хочется — кругом голая степь. Мысли прыгают, перескакивают с одного на другое. Ребята, стараясь отвлечь нас, затягивают песню, рассказывают смешные истории, анекдоты.

Но вот и стартовая площадка, огромная, в клубах испарений ракета. Докладываю председателю Государственной комиссии о готовности экипажа к выполнению задания. Получаем разрешение занять свои места в кабине космического корабля.

…Лифт медленно доставляет нас на самую вершину ракеты. Стоя на верхней площадке, смотрим вниз на машущих руками людей. Ракета «дышит», вздрагивает, как боевой конь. Сняв верхние куртки, обувь, головные уборы — теперь все это нам не нужно, — опускаемся в наш «Союз».

Проверив оборудование в орбитальном отсеке, перебираюсь к Валерию в спускаемый аппарат, задраиваю люк. Мы остаемся одни. Приступаем к предстартовой проверке систем корабля. Время летит незаметно. А главное — трудно осознать: где мы и что делаем. Когда стартовая команда взяла управление проверкой систем корабля на себя и у нас образовалась небольшая пауза, я спросил Кубасова:

— Слушай, Валера, у тебя нет такого чувства, что все это мы проделываем у себя в Центре на тренажере?

— Да, похоже, — как обычно, подумав, ответил Валерий.

Несколько минут мы сидим молча, погрузившись каждый в свои мысли. Я знаю, что во время телесеанса, который будет через несколько минут, Юрий Фокин задаст и мне свой традиционный вопрос «О чем вы сейчас думаете?», и пытаюсь запасти на него какой-нибудь ответ. Но в голову решительно ничего не приходит. Мы подшучивали всегда над этим фокинским вопросом: «Юрий Валерьянович! Придумайте что-нибудь новенькое», но он упорно гнул свое. Лишь спустя много времени Фокин мне пояснил, что это был своего рода психологический тест.

Как бы там ни было, но ответил я, очевидно, неудачно.

— Я думаю о том, что мой сынишка Андрей просидит сегодня у телевизора, не сделает уроки и получит завтра двойку!

Да, я действительно думал о нем, о маленьком дорогом мне человечке. Ведь то, что делаю сейчас я, делаю частично и ради него. Я помню, с каким вниманием он следил по телевизору за полетами моих друзей, как ему хотелось задать мне мучивший его вопрос. И как, вздохнув, он не задавал его, чувствуя, что этот вопрос до боли волнует меня самого.

Сегодня он будет иметь право ликовать и гордиться отцом в открытую! Ну а насчет уроков и двоек действительно вышла неувязочка: только на орбите сообразил, что старт состоялся в субботний день.

— До старта десять минут! — слышим в наушниках, и это сообщение как-то вдруг меняет и наш ритм работы, и наше душевное состояние.

Я ловлю себя на том, что пытаюсь контролировать дыхание и начинающее «набирать обороты» сердце. И когда услышал команду «Зажигание!», а затем — «Подъем!», когда тело ракеты, вздрогнув, оттолкнулось от стартового стола, на какой-то момент как бы зависло в воздухе, а потом стремительно стало набирать скорость и высоту, только тогда я окончательно уверовал в реальность всего происходящего и вздохнул с облегчением: мой многолетний труд наконец получает логическое завершение — теперь-то уж я наверняка буду в космосе!

На участке выведения ничего необычного или неожиданного не встретили. Этот участок хорошо имитируется на центрифуге, а на ней мы много раз вращались, в том числе и по графику выведения. Разве только моменты отделения головного обтекателя, отработавших ступеней ракет, характер и распределение по времени вибраций были для нас незнакомыми.

Следим за окончанием работы третьей ступени. Момент ответственный. Все должно укладываться в строгие временные интервалы. Не доработай ступень какие-то считанные секунды, и нам придется, не сделав даже витка, садиться в Тихом океане.

Но вот отделение! Оно сопровождается мощным хлопком и жестковатой встряской — это пружины и пиротолкатели отбрасывают нас подальше от последней ступени. Наступает какая-то густая тишина. Все, что не имеет фиксации, всплывает: наши руки, концы привязных ремней, бог весть откуда взявшиеся в стерильном корабле пылинки…

Мы на орбите! Земля сообщает нам предварительные данные о ее параметрах. Отпускаем привязные ремни — и к иллюминаторам. Там на фоне черного неба масса белых частичек, которые движутся вместе с кораблем. Они самых различных размеров, движутся хаотически и постепенно отстают.

— Жора, с нами рядом что-то летит! — слышу возбужденный голос Валерия.

Подплываю к его иллюминатору и вижу красивейшую картину. Сумеречный горизонт. А на его фоне, поблескивая в последних лучах Солнца и оставляя за собой длинный спиралеобразный шлейф, летит, медленно вращаясь, наша последняя ступень.

Но вот мы проваливаемся в темноту. Корабль вошел в тень Земли. С трудом отрываемся от иллюминаторов — глазеть по сторонам некогда. Нужно проверить оборудование и состояние бортовых систем после выведения. Убеждаемся, что все в порядке, и начинаем работать по программе.

С интересом встречаем свой первый рассвет на орбите. Сначала на горизонте появляется небольшая узенькая полоска густого темно-красного цвета. Затем она постепенно начинает расширяться по горизонту и высоте, светлеет, верхний слой из желтовато-зеленого делается голубым, и наконец показывается четкий краешек Солнца. Красные тона отодвигаются в стороны, им на смену приходят голубые. Над горизонтом повисает диск Солнца, и наша красавица планета окутывается голубоватой шалью.