Николай Коняев - Алексей Кулаковский

Н. В. Покатилова отмечала, что в стихах Кулаковского «фольклорный материал начинает активно вовлекаться зарождающейся литературой в поле «чужого», провоцируя появление качественно нового стилевого принципа повествования и, как следствие этого, отстраненного отношения к фольклорному тексту. Устная традиция предстает как один из самых влиятельных факторов, а ее жанровый состав — как один из источников, наряду с другими, в том числе — иноязычными, но самый подход к тексту и жанру определяется отношением к «чужому» тексту вообще».

В «Благословении по-старинному», как и в «Плаче по умершему мужу», фольклорный материал трансформируется в чистейшую лирику. Конечно, медитативное начало здесь ослаблено, лирический герой не бродит, как это принято в русской лирике, в глубоких раздумьях вдоль улиц шумных, а, попытавшись «самоопределиться», тут же возвращается в фольклорную форму:

Но это уже совсем другие фольклорные формы, и воздействие их на читателя не совпадает с воздействием обычного заклинания:

И столь велик публицистический накал, столь высок авторский пафос, что финал стихотворения как бы отрывается от основного массива «Благословения по-старинному» и целиком переносится в будущее, в тяжелые годы предстоящих испытаний, превращается в прямое обращение Ексекюляха Алексея к своим современникам:

Последний предреволюционный год знаменателен в жизни Кулаковского. 26 сентября 1916 года три его друга-единомышленника: Василий Васильевич Никифоров, Семен Петрович Барашков и Василий Фомич Артамонов — подали якутскому губернатору прошение с просьбой разрешить им построить в Якутске дом-пансион для учащихся детей Восточно-Кангаласского улуса, поскольку большинство из них не имеют средств для получения дальнейшего образования в городе.

Для осуществления этого мероприятия они обязались внести следующие взносы: Никифоров вносил 20 тысяч рублей, а также двор, находящийся в талоозерной части города, Барашков и Артамонов — по пять тысяч рублей.

Сам Алексей Елисеевич, хотя он ввиду полного безденежья и не внес на строительство интерната никаких пожертвований, тем не менее по праву мог считаться душой и организатором этого предприятия.

Никифоров и Барашков — это персонажи его письма «Якутской интеллигенции». Это о них сказано в письме: «Они составляют… будущее здоровое ядро якутской народности; между ними встречаются, как я хорошо убедился в том, люди с благородным порывом замечательного патриотизма, ожидающие только всеобщего воззвания к культуре и просвещению и готовые попуститься тысячами из своих доходов ради блага родины».

Про В. Ф. Артамонова в письме «Якутской интеллигенции» А. Е. Кулаковский не писал, но Василий Фомич был соседом Кулаковского в Якутске. Его дом по Набережной и Глухому (Орлянскому) переулку соседствовал с домом тещи Кулаковского Елены Семеновны Лысковой. Был Артамонов активным участником «Союза якутов» и внес немалый вклад в просветительную и благотворительную деятельность [99] 14 декабря 1919 года В. Ф. Артамонов вместе с В. В. Никифоровым покинул Якутию, спасаясь от красного террора. 15 февраля 1923 года он умер в Харбине. .

Не рискуя ошибиться, можно предположить, что письмо «Якутской интеллигенции» сыграло достаточно большую роль в решении трех предпринимателей создать в Якутске школу-интернат.

И понятно, с каким воодушевлением отнесся к этому событию А. Е. Кулаковский. Пожалуй, впервые он увидел, как всходят посеянные им зерна.

И понятно, какую горечь почувствовал он, когда вместо следования примеру В. В. Никифорова, С. П. Барашкова, В. Ф. Артамонова состоятельная якутская интеллигенция сосредоточилась на ругани и насмешках в адрес благотворителей.

Эту горечь он выплеснул в написанной тогда статье «На якутов не угодишь».

«Как известно, в минувшем году три инородца В.-Кангаласского улуса задались благой целью основать в г. Якутске, единственном культурном центре огромного края, интернат для жительства улусных детей, обучающихся в учебных заведениях этого города…

До сих пор в Якутске, где сгруппированы все учебные заведения, кроме низших, не было сносного крова для огромного большинства обучающихся якутских детей. Якут, привезший в Якутск сына или дочь для обучения, оставляет его или ее на хлебах якуту же — безразлично — своего или другого улуса, лишь бы плата за содержание была невысокой и соответствовала его средствам. При этом ради дешевизны содержания игнорируются родителями все другие неудобства квартиры и условия жизни. Дешево же принимают в нахлебники только мелкие торговцы, рабочие, извозчики, служащие, словом, все те, которые живут не на широкую ногу и тратят на свое содержание минимальную сумму. Эти люди своих дворов не имеют и живут в наемных комнатах или невзрачных домиках, нанимаемых за дешевку. У всех почти якутов мелкого пошиба жизнь течет по одинаковой колее. В занимаемых квартирах живут крайне стесненно, как сельди в бочке, в самых антигигиенических условиях. По 5–6 человек занимают одну общую комнату, играющую и роль столовой, и спальни, и места картежной игры, и занятий детей…».