Николай Коняев - Алексей Кулаковский

Рисуя незавидное положение привезенных в Якутск для учебы детей, Кулаковский вспоминает и свои ученические годы, когда он, будучи учеником, сам жил с двумя товарищами в течение четырех лет в караульне Предтеченской церкви, имеющей три маленькие комнаты, в которых помещалось 14 человек, не считая постоянно приезжавших из улуса якутов.

Теперь благодаря Никифорову, С. П. Барашкову, Артамонову удалось создать совершенно другие условия. И что же?!

«И вот, как я бывал сам свидетелем, на инициаторов посыпались весьма обидные и незаслуженные обвинения, от которых даже уши вянут и становится стыдно за самих обвиняющих сородцев. Например, некоторые якуты говорят: «Э, слишком они разбогатели, и некуда им стало девать деньги — вот и швыряют их куда попало». Иные говорят: «Что же, деньги наживались ими легко, потому им их и не жалко». Третьи толкуют: «Видно, им богатства одного мало, так захотелось медалей и почестей»… Но более хитрые и умные завистники пускают более тонкий софистический аргумент: они обвиняют инициаторов-жертвователей в эгоизме, в узости их патриотизма, говоря, что они позаботились лишь для своего улуса, а не для всей якутской нации. Но и этот аргумент не выдерживает никакой критики. Невозможно же требовать только от трех лиц, из которых один имеет капитал всего в один миллион р., а двое имеют только по 150–200 тысяч рублей капиталу, чтобы они открыли пансион, обслуживающий всю область… Наивные якуты некангаласского улуса говорят, что у них нет таких богачей, которые открыли пансион для кангаласцев. Но, если в их улусах не найдется таких богачей, почему не найдется тридцать или триста менее богатых людей. Наконец, почему не собрать требуемую для оборудования пансиона сумму с народа? Ведь пришлось бы не более рубля-двух надушу Если одному улусу покажется тяжело, то почему не открывать по одному пансиону на каждые два-три бедных и малолюдных улуса? Говорят, что народ беден, что ему будет не под силу собрать по рублю на душу или работника. Это — старые бабьи хныканья, давно известный и изъездившийся конек, на котором любили выезжать косные люди, не любящие всякие новшества. Небось, когда драли розгами якута в старину, он умудрялся платить ясаку по девять соболей с каждого лука, т. е. промышленника, и когда заставлял малолюдный тогда Якутский округ возить ежегодно от Якутска до Охотска по 50–60 тысяч пудов грузу, принадлежащего Русско-Американской Компании, он плакал, кряхтел, а все-таки находил в себе силы возить этот груз в течение 80 лет. Небось, во времена винной монополии народ находил источники пропивать по 500 000 р. в год, а теперь проигрывает в карты гораздо большую сумму денег. <���…>

…Помимо прямо своей цели, открытие пансиона богатыми якутами на свой счет имеет огромный и глубокий смысл в другом отношении: оно служит яркой иллюстрацией пробуждения народа от вековечного застоя к сознательной духовной жизни и служит доказательством того, что патриотическое чувство заговорило и в самих богачах тойонах, на которых до недавнего времени интеллигенция смотрела как на какого-то выродка рода человеческого, не понимающего гуманных стремлений и культурных потребностей и преследующего исключительную цель наживы… Надо радоваться этому, надо стараться поддерживать во всех — и в богатых»…

К сожалению, статья «На якутов не угодишь» не была опубликована…

Как ни важна была поднятая в ней тема, но в 1917 году совсем другие события заслонили ее…

О революции, произошедшей в России, 2 марта объявил в Клубе приказчиков Миней Израилевич Губельман, более известный в дальнейшем под псевдонимом Емельян Ярославский.

Это был демагог экстра-класса.

— Какие-то объявились, говорят, большаки ал и лешаки, что хотят, чтобы скорее закончилась война? — спросили однажды у него.

— А как ты думаешь? Лучше было бы, если бы война закончилась? — спросил Миней Израилевич.

— Да зачем она, война-то, вона земли да лесов сколько!

— А хорошо бы в деревне не было богатеев и чтобы земля и скот всем трудящимся — по справедливости?

— Да куда бы уж лучше!

— И чтобы народное управление было, а не чиновники измывались над народом?

— Конечно! — согласился крестьянин.

— Так ты самый большевик и есть! — сказал Миней Израилевич Губельман. — Ты же согласен с нами по всем основным вопросам…

Миней Израилевич отбывал в Якутске ссылку и на досуге организовал здесь, как мы уже говорили, кружок «Юный социал-демократ», через который прошли многие представители якутской учащейся молодежи.

«Первые же дни марта 1917 года показали, какое огромное значение имела эта работа, — вспоминал потом Миней Израилевич, — мы в первые же дни революции 1917 года услышали программные марксистские речи на якутском языке, мы сумели прямо издать листовки на якутском языке, мы получили первый основной кадр якутов, будущих большевиков, ленинцев, марксистов».

Действительно…

4 марта ссыльные, находившиеся в Якутске, организовали Комитет общественной безопасности (КОБ), состоявший из большевиков, меньшевиков, эсдеков, эсеров. На следующий день якутский вице-губернатор Дмитрий Орестович Тизенгаузен, которого запугали угрозами расправиться с его семьей, телеграфировал в Иркутский окружной центр о сложении полномочий и передаче власти.

6 марта было «избрано» Областное временное правительство. Областным комиссаром-управляющим Якутской области стал экс-депутат IV Госдумы, административно ссыльный Григорий Иванович Петровский.

26 марта открылся Первый свободный съезд якутов и крестьян Якутской области, который рассмотрел вопросы подготовки к выборам в Учредительное собрание и попытался выработать положения о земском самоуправлении. Рассматривалось на съезде положение об инородцах, а также вопросы всеобщего народного образования и уравнения земельных наделов, но все тонуло в митинговом шуме, в высокопарной демагогии.

Поняли это делегаты, когда, вернувшись на места, попытались наладить работу. Выборы новых органов власти происходили болезненно, деятельность выбранных органов осуществлялась с трудом.

Еще шел съезд, когда член Верхоянского окружного КОБ Григорий Охлопков поставил вопрос об антирусском настроении населения Булуна, Кюсюра и Жиганского улуса во главе с Д. И. Слепцовым и Н. Д. Белоусовым.

Спор там разгорелся о самом принципе, по которому следовало проводить местные выборы. Если бы КОБ избирался, как предлагал Охлопков, по корпоративному принципу, в нем оказалось бы девять русских и один якут; если бы выборы были устроены от числа жителей, как предлагал Д. И. Слепцов, в КОБе оказалось бы семь якутов и трое русских.

Неразбериху усиливало наступление лета.