Леонид Млечин - Коллонтай

В списке политически неблагонадежных числился корреспондент в Швеции. «В Стокгольме работает шведский гражданин Бекстрем Кнут. Необходимо заменить», — докладывал Хавинсон.

Резолюция Молотова: «Просьбу т. Хавинсона поддерживаю».

Поначалу большевики широко использовали местных коммунистов и друзей Советской России. Но постепенно иностранцы вышли из доверия — в основном усилиями чекистов. Массовые репрессии в стране сопровождались чисткой заграничных представительств. Сомнительных иностранцев выгоняли, своих отзывали.

Эпоха массовых репрессий не обошла и Наркомат иностранных дел. Дипломатов брали одного за другим. Выжившие вспоминали:

— Сговоришься с коллегой встретиться по какому-то вопросу, а на другой день его уже нет в наркомате — арестован. Не решались говорить друг с другом.

В общей сложности в Наркоминделе было репрессировано две с половиной тысячи сотрудников. Посадили полсотни полпредов, почти всех руководителей отделов. Нормальная работа прекратилась. Отделами руководили временно исполняющие обязанности. В полпредствах и консульствах вообще не осталось старших дипломатов. Некоторые советские учреждения просто закрылись.

Александра Михайловна знала о репрессиях в стране из первых рук.

Коллонтай включили в состав советской делегации на ассамблею Лиги Наций — международной организации, существовавшей между двумя великими войнами. Это была предшественница ООН, но с меньшими правами и полномочиями.

В Москве невысоко оценивали Лигу. В узком партийном кругу Ленин когда-то выразился очень откровенно:

— Что такое Лига Наций? Она плевка не стоит.

Тем не менее после признания советского правительства Америкой в 1933 году было решено вступить в эту международную организацию (СССР получил право на постоянное место в совете Лиги), хотя в принципе отношение к ней не изменилось.

Четырнадцатого октября 1933 года Гитлер объявил, что Германия выходит из Лиги Наций и не станет участвовать в переговорах по разоружению. Он назвал это решение вынужденным, обвинив западные державы в том, что они дискриминируют Германию.

Сталин с «большим пониманием» отнесся к выходу Германии из Лиги Наций. Глава правительства Молотов и секретарь Каганович предложили отменить поездку в Берлин заместителя наркома иностранных дел Крестинского.

Сталин возмутился: «Непонятно, почему должен отпасть вопрос о заезде Крестинского. Какое нам дело до Лиги Наций и почему мы должны произвести демонстрацию в честь оскорбленной Лиги Наций против оскорбившей ее Германии?»

Формальное участие в работе Лиги продолжалось. Александра Коллонтай регулярно приезжала в Женеву то на сессии, то для участия в заседаниях Комитета защиты женских прав. Это позволяло общаться не только с ведущими дипломатами мира, но и с наркомом Литвиновым и его помощниками, узнавать, что происходит на родине.

После очередного разговора с Литвиновым в Женеве записала его слова: «В Наркоминделе сейчас семь вакантных полпредств». Отметила, что важные должности в посольствах занимают некомпетентные чиновники «из другого ведомства».

В июле 1937 года Коллонтай привезла в Москву шведскую делегацию. Глава правительства Молотов устроил рабочий завтрак.

Александра Михайловна записала в дневнике свои впечатления: «Всегда жизнерадостный Ворошилов, вносивший живое веселье в любой коллектив за столом или после собраний, был задумчив:

— Как дружно работает против нас вся капиталистическая шайка. И ловко работают, надо признать. Бдительности в нас мало.

Лицо Ворошилова потемнело от страдания, и он непривычно сгорбился.

— Климент Ефремович, я много, очень много думаю о вас в это тяжелое для нас время. Ничего нет страшнее в жизни, чем потерять веру в моральный облик близких друзей. Это очень больно. Это жуткое горе…

Ворошилов быстро обернулся в мою сторону и пристально посмотрел мне в глаза:

— Вы это понимаете? Чувствуете? Жуткое горе, да, да.

Показалось мне, или в его глазах были слезы?»

Ворошилов поднял бокал с шампанским и обратился к шведскому военному атташе Нильсу Линду на русский манер:

— Что вы взгрустнули, Николай Иванович? Давайте выпьем за нашу дружбу против всякого агрессора, в первую очередь против немцев. Наши шефы заняты беседой, они нас не услышат…

В Москве обсуждалась таинственная история переписи населения, проведенной в январе 1937 года. Результаты были признаны «вредительскими», проводивших ее работников арестовали, а данные засекретили.

В 1926 году, когда провели первую всесоюзную перепись населения, в СССР жили 147 миллионов человек. На XVII съезде партии, в 1934 году, Сталин с гордостью объявил, что население достигло 168 миллионов и каждый год увеличивается на три с лишним миллиона. В таком случае в 1937 году советских людей должно было бы стать 180 миллионов…

А перепись 1937 года дала другую цифру, куда меньшую, — всего 162 миллиона. Выходит, за три года население не только не увеличилось, а, напротив, уменьшилось. Коллективизация с раскулачиванием, тяжелые условия на промышленных объектах, стройках и лесоповалах, массовые репрессии погубили миллионы людей…

Тридцатого сентября 1937 года Коллонтай записала в дневнике: «Боюсь газет, еще больше расстроюсь, опечалюсь. Последнее, что сказал мне Суриц, что Д. В. снят с работы и арестован (Коллонтай имела в виду Канделаки. — Л. М.). Он, который пользовался «особым» доверием… Нехорошо на душе, холодно и жутко… Да, такой напряженной атмосферы я не помню. Многое неясно, запутанно, темно. Но одно ясно: наши подлые враги, Берлин да и другие, сумели развить широко и глубоко свою подрывную работу. Перед их злоумышлением и коварством бледнеют все происки и интриги дворов папы в Риме в былые времена…»

Поговорила с ближайшей подругой — Зоей Леонидовной Шадурской: ««Пожаловались» с Зоей друг другу, что жизнь стала трудной. Главное, сколько на нас «надо» и «должно». А мы избалованные были, дороже всего ценили свою независимость».

Коллонтай наверняка обратила внимание на опубликованную в январе 1938 года заметку Германа Пёрцгена, московского корреспондента немецкой газеты «Франкфуртер цайтунг», под названием «Отставка дипломатов»:

«Из целого ряда столичных городов исчез добрый десяток советско-русских дипломатов, репрезентировавших Советский Союз. Большинство из них официально отозвано в Москву, они уехали, не попрощавшись, и в один прекрасный день советское правительство сообщило о назначении преемников. Так, например, было в трех прибалтийских государствах.

В отношении бывшего посла в Дании Тихменева было указано, что он оставляет дипломатическое поприще, чтобы снова посвятить себя врачебной деятельности. Советское посольство в Варшаве мотивировало отсутствие своего шефа семейными делами. О причинах отзыва Карахана из Анкары недавно сообщил московский Высший военный суд. Говорят, что преемник Карахана — Карский, также смещен со своего поста, а о Юреневе известно, что он не вернется больше в Берлин.