Ирина Стрелкова - Валиханов

В начале декабря Гутковский поехал в Семипалатинск. Букаш назвал ему срок выхода каравана — не раньше апреля 1858 года. Требовалось время, чтобы купить товар на Ирбитской ярмарке. С пустяками в Кашгар не отправишься — любой дурак понимает, что в опасные времена купцы рискуют только ради огромного барыша.

В конце декабря покинул Омск Чокан. По пути в Верное он заехал в Семипалатинск и окончательно условился с Букашем о караване, оставил ему свои дорожные вещи, в том числе и складную железную кровать, из-за которой потом будет столько разговоров.

В Семипалатинске Чокан пробыл несколько дней. Встречался ли он с Достоевским? Никакие источники на это не указывают. Но мог ли Чокан проехать, не повидавшись после такого письма? Он, конечно, повидался с Достоевским и был представлен той превосходной женщине, которая, как писал Чокану Федор Михайлович год назад, «…полюбила вас, никогда не видя, с моих слов». По отзыву встречавшегося с ней в ту пору Петра Петровича Семенова, Мария Дмитриевна «была «хороший человек» в самом высоком значении этого слова». Наверное, такое же впечатление она произвела на Чокана. И Достоевский, наверное, поверял Чокану свои цели и планы. Ему возвращены дворянские права, он получил наконец-то право печататься, «Маленький герой» (правда, за подписью М-ий) появился в «Отечественных записках». У него множество литературных замыслов, он вынашивает идею издания своего журнала, который, если повести дело с умом, сделает переворот в литературе.

Служа в Семипалатинской крепости, прапорщик Достоевский знал о боевых приготовлениях, вызванных смутой в Кашгаре: обновляются запасы пороха, снарядов и оружия, усилены отряды в Заилийском крае, им предписано в случае вторжения дать отпор. Ну и, конечно, Федор Михайлович слышал от проезжавшего Семипалатинск Семенова о казни европейца, не ко времени заявившегося в Кашгар. И Семепов называл Достоевскому имя ходжи, учредившего массовые казни. Ходжу зовут Вали-хан… Какое фатальное совпадение имен!

О чем могли говорить Достоевский и Валиханов в эту встречу (хочется верить, что она все-таки состоялась)? Очевидно, они оба втайне думали, что встреча может быть последней. При подобных обстоятельствах возникает откровенность кристальной чистоты. Откровенность Чокана должна была быть тем более отчаянной, что ему предстояло надолго замкнуться, вползти, как улитка в витушку, в обличье азиатского негоцианта Алимбая. Свое новое имя Чокан уже знал точно, вдалбливал в сознание, засыпал с ним и просыпался. И, прощаясь с именем, данным матерью, с мундиром русского офицера, он хотел ответить себе самому, а возможно, и Достоевскому на вопрос: если придется на плаху, если голова с плеч, то во имя чего?

Да, у него был честнейший ответ: во имя науки, во имя знания Европы об Азии, Азии о Европе, во имя единства казахского народа, у которого он первый получил русское образование и первый открыл величайшую истину, что общественное развитие казахов есть часть всероссийского прогресса.

К дому Демчинского подкатил ямщик из казаков, вынесли и бросили в сани овчинную шубу. Чокан вышел во франтовской шинели с бобрами, сел, укутался в тулуп и… трогай! Сани умчали по зимней гладкой дороге, скрылись в снежном облаке.

Чокан направлялся через Капал на укрепление Верное и дальше к Боромбаю, не зная, что манапа уже нет в живых. Он вез правителю бугинцев, обещавшему помощь в организации экспедиции, подарки и 200 рублей серебром.

Файзулла Ногаев тоже отправился в горы к киргизам, но поехал отдельно от Валиханова. Второй помощник поджидал Валиханова в Канале. Мухаммед-Якуб Джанку-лов — кокандец по происхождению, кульджинский по бумагам купец. В 1847 году он привозил сведения о Кашгаре Гутковскому в Аягуз, за что получил в награду серебряную медаль и почетный халат. Затем Якуб ездил по своим торговым делам в города Восточного Туркестана, побывал в Коканде, Аксу и Кашгаре. Кокандцы ужо давно поглядывали на него с подозрением, и однажды Якуб был схвачен в Коканде по доносу одного из беглых русских, но вывернулся с помощью почтенного ишапа Сахиб-заде, который долгое время служил кок андским послом в Омске и Петербурге.

— В Коканде мне появляться нельзя, говорил Якуб поручику Валиханову. — Вам тоже не советую, в Коканде вас схватят, там опять видели сыновей Кенесары. Из Кульджи через Аксу русский караван не пустят, через Аксу ходят китайские казенные караваны. Лучше всего идти на Кашгар через Иссык-Куль и Зауку. Я согласен снарядить караван, но средств не имею, разорился. Возьмите, господин Валиханов, у казны полторы или две тысячи серебром, на маленький караван хватит…

Чокану показались подозрительными жалобы Якуба на бедность, но Абакумов подтвердил, что финансы Джанкулова в критическом состоянии, потому-то он и пойдет на любое опасное дело. Переговоры с Якубом продолжались. Чокан интересовался, можно ли проникнуть в Кашгар каким-нибудь другим образом, не с караваном, который будет двигаться уж очень медленно.

В ответ Якуб провел пальцем по горлу.

Абакумов тоже считал, что в такие смутные времена любой путник под любым обличьем — и фрянг и мусульманин — рискует головой. Меньше всего подозрений вызывает солидный торговый караван. Купца стригут, как овцу, чиновники, купца грабят разбойники, но купца не убивают. Торговля на Востоке священна…

1857 год завершался в Заилийском крае обильными снегопадами, все горные перевалы оказались закрытыми наглухо. Первый вариант сорвался. И, значит, незачем Якубу покупать товары в Капале, снаряжать свой маленький караван. К весне будет готов караван Букаша. Якуб изъявил согласие пойти с Букашем.

— Господин полковник, — говорил Якуб Абакумову. — Зачем господину Валиханову рисковать головой? Я пойду в Кашгар, а господин Валиханов будет ждать меня в горах.

Абакумов нашел предложение вполне разумным. И Гутковский говорил в Омске, что, проникнув ближе к Кашгару и оценив опасность, Чокан может послать вместо себя Якуба.

— Однако следует иметь в виду, что этот помощник не затруднится доставить сведения чисто вымышленные, — предупредил Гутковский.

Зиму Чокан провел в разъездах. Он побывал у бугу и раздал старшинам подарки, назначенные Боромбаю. Старый знакомый Чон-Карач обещал ему помощь и поддержку.

Чокан встретился с бежавшим из Кашгара Сарым-саком и с помощником коменданта кокандской крепости Пишпек Алиширом-датхой, дед которого был родом из Кашгара. Эти встречи устроил Файзулла Ногаев, которого знала вся Средняя Азия.

Сарымсак уныло рассказывал о зверствах ходжи Валихана-тюря. В Кашгаре ежедневно отрубали не меньше двух сотен голов. Народ озлобился, и однажды ходжа, вернувшись с загородной прогулки, нашел ворота Кашгара запертыми. Свирепая расправа превзошла все, что испытали кашгарцы до сих пор. Но это оказалось последним злодеянием Валихана-тюря.