Леонид Млечин - Примаков

Неумные политики и поныне смотрят на министра иностранных дел с подозрением: почему он не в состоянии добиться того, что решено в Кремле или в Думе? Внешние дела — и это не все понимают — отличаются от оборонных или экономических проблем тем, что приходится учитывать интересы других стран. Нельзя принять решение проводить политику, выгодную своей стране, и требовать от министерства неукоснительного ее исполнения. Внешнюю политику приходится согласовывать с другими державами.

А у каждой страны есть свои интересы. Не остается ничего иного, кроме как эти интересы учитывать. Глупо загонять в угол неприятных соседей, чтобы они копили ненависть и вынашивали злобные планы…

Сейчас ситуация немногим проще. Многие наши политики не способны понять, что их иностранные партнеры представляют иную цивилизацию. Скажем, начинается обед с иностранным президентом или канцлером. У них принято произнести один официальный тост. Наши начинают провозглашать тост за тостом, пьют, как на дружеской вечеринке после областной профсоюзной конференции… Иностранцы этого не понимают, возникает отчуждение. Наши обижаются: а, нос воротят, не хотят с нами по-человечески, значит, враги!

Всякому министру приходится учитывать настроения в обществе. Примакову это удавалось.

— Мы конечно же учитываем, не можем не учитывать общественное мнение в определении внешней политики, — говорил мне Евгений Максимович. — Я поддерживаю контакты с руководителями парламентских фракций, я выступаю перед фракциями, комитетами Думы. Мы не можем проводить линию, которая противоречит общественному мнению.

Такую же линию проводил его сменщик Игорь Иванов. Тогда еще разные партии были достаточно заметны в политической жизни России.

— Я уважаю мнение всех фракций, — говорил мне Игорь Иванов, — но провожу ту линию, которая отвечает национальным интересам.

Но как можно проводить единую политику, если в обществе нет согласия, если значительная часть общества подвержена антизападным, антиамериканским настроениям?

— Мне бы хотелось добиться, чтобы у нас «анти» не было. Ни в настроениях, ни в политике. Мы прошли тот этап, когда мир делили на хороших и плохих. Я говорю об этом и в Думе, и в средствах массовой информации — надо нам избавляться от стереотипов: кто-то плохой, кто-то хороший, этот друг, тот враг…

Как у министров иностранных дел строились отношения с властью?

Троцкий сам по себе был властью, вторым после Ленина человеком в стране. Молотов пришел на пост министра, тоже будучи вторым человеком (член политбюро, председатель правительства), но после войны полностью утратил расположение Сталина и чуть было не попал на Лубянку как американский шпион и глава антисоветского заговора.

Громыко начинал министерскую карьеру далеким от власти человеком — Хрущев считал его просто грамотным спецом. Но в конце жизни при больном Брежневе Андрей Громыко вместе с председателем КГБ Юрием Андроповым и министром обороны Дмитрием Устиновым вошел в тройку, которая и принимала важнейшие политические и военные решения в стране.

Чичерин вовсе не имел никакого влияния в политбюро, партийное руководство его третировало. Как и Вышинского, хотя тот в конце карьеры на короткое время стал членом оргбюро ЦК. Дмитрий Шепилов, бывший секретарь ЦК, и Эдуард Шеварднадзе, бывший первый секретарь Грузии, были весьма приближенными к первому человеку в стране, что позволяло им быть достаточно самостоятельными. Впрочем, излишняя самостоятельность вызывает ревность первого человека. Хрущев, увидев, что Шепилов сам решает, как надо вести дела, скоренько убрал его из министерства. Да и Горбачеву не нравилось, что советскую внешнюю политику слишком связывают с именем Шеварднадзе.

Карьерный дипломат Александр Бессмертных принципиально держался подальше от политики, что в критический момент истории, в августе 1991 года, и сломало ему карьеру. Другой карьерный дипломат — Андрей Козырев, напротив, активно вмешивался во внутреннюю политику. Это позволило ему занимать пост министра дольше своих предшественников, но и предопределило неминуемое падение при изменении внутриполитической ситуации в стране.

Примакову Ельцин доверял и к нему прислушивался. Его слово во внешней политике было самым веским, кто бы еще из высших политиков ни высказывался о международных делах. Это свидетельствовало о влиянии Примакова в коридорах власти.

Это не значит, что жизнь Примакова на посту министра была простой и легкой. Время от времени проносились слухи о том, что президент собрался отправить Примакова в отставку. Ходили очень упорные разговоры о том, что Примакова на посту министра может сменить Сергей Ястржембский, молодой, динамичный политик с хорошим дипломатическим опытом, который стал заместителем главы администрации президента и пользовался определенным влиянием на Ельцина.

В октябре 1997 года я приехал к Сергею Ястржембскому в Кремль, чтобы прямо спросить его, насколько верны эти слухи. Он слухи о своем скором назначении искренне опроверг.

Что касается Примакова, то он, очевидно, понимал: непредсказуемый президент способен на всякое. Именно эта непредсказуемость в конечном итоге осенью 1998 года привела Примакова на пост главы правительства, а Сергея Ястржембского президент убрал из администрации, но всё могло повернуться иначе…

Игорь Иванов еще в меньшей степени участвовал во внутренних делах. Он пользовался полной поддержкой Примакова, что первое время предохраняло его от сложностей во взаимоотношениях с администрацией президента и коллегами-министрами. Сергей Лавров был взят в министры со стороны — последние десять лет он проработал в Нью-Йорке. Возможно, Путин желал видеть министра, который не принадлежит ни к какому клану и ничьей команде.

Что касается личных отношений с руководителями государства… Троцкий после Октября с Лениным был накоротке. Чичерин, Литвинов и Вышинский были очень далеки от Сталина, при этом Литвинов до конца своих дней Сталина уважал и ценил, а Вышинский просто боялся… Молотов вначале входил в узкий круг сталинских приближенных, даже позволял себе упрямо спорить со Сталиным, что само по себе свидетельствовало об особом его положении. А в последние годы жизни Сталин даже не приглашал его к себе на дачу, куда приезжали остальные члены политбюро.

У Шепилова был недолгий роман с Хрущевым, они гуляли вместе, дружили семьями. А потом Хрущев порвал со своим министром сначала личные, а затем и политические отношения. Над Громыко Хрущев посмеивался, иногда откровенно издевался. Зато с Брежневым Громыко был на «ты», называл его по имени. Они вместе ездили на охоту, и Брежнев поддавался влиянию Громыко. Шеварднадзе был близок к Горбачеву, хотя друзьями их не назовешь. С Бессмертных и Панкиным личных отношений у Горбачева не было. Ельцин долгое время привечал Козырева, уважительно повторял: