Леонид Млечин - Примаков

У его матери были братья и сестры, но они погибли один за другим. Дядю-врача, который жил в Баку, арестовали и расстреляли в 1937-м. В Тбилиси у Примаковых тоже были родственники. Они помогали молодой женщине, оставшейся одной с ребенком. Сестра Анны Яковлевны вышла замуж за известного в городе терапевта Давида Абрамовича Киршенблата.

Примакову повезло, что он оказался именно в Тбилиси, городе с особым теплым и душевным климатом. Тбилиси тех лет был одним из немногих мест, где в какой-то степени сохранились патриархальные нравы и человек не чувствовал себя одиноким, а был окружен друзьями, приятелями, знакомыми, соседями и, таким образом, принадлежал к какой-то группе, клану, сообществу.

Здесь было принято помогать друг другу. Потом все, знающие Примакова, будут восхищаться его умением дружить и верностью многочисленным друзьям. Это качество было заложено с детства. Он понял, как важно быть окруженным друзьями, и научился дорожить близкими людьми.

В Тбилиси он оказался в кругу талантливой молодежи. Кое-кто из тех, с кем он учился в одной школе, с кем гулял по улицам вечернего города, с кем ходил на танцплощадку, добился с годами мировой славы. Рядом жил будущий глава Союза кинематографистов СССР режиссер Лев Кулиджанов. Выдающийся грузинский философ Мераб Мамардашвили (он был на год младше Примакова, но рано ушел из жизни), шутя, говорил:

— Мы с ним за одними и теми же девочками бегали.

Там же, в Тбилиси, рос выдающийся кардиохирург Владимир Иванович Бураковский. Позднее, уже в Москве, они станут с Примаковым близкими друзьями.

Вдова Бураковского, Лилиана Альбертовна, выросшая в Сухуми, рассказывала:

— Воспитание у них с Бураковским было одно — тбилисское. У них был один кодекс чести, очень достойный. В старом Тбилиси люди доброжелательно относились друг к другу. Никого не интересовала национальность соседей и друзей — это было не важно. Тбилиси был интернациональным городом, многоголосым, разноплеменным. Здесь жили грузины, мингрелы, курды, армяне, евреи, турки — очень смешанный город. Было важно другое — как человек относится к жизни, к друзьям, умеет ли он защитить свою честь и не уронить своего достоинства, вести себя, как положено мужчине. Вот критерии, по которым оценивались люди…

Леон Аршакович Оников, который много лет проработал в аппарате ЦК КПСС, был знаком с Примаковым шестьдесят лет. Оников тоже учился в Тбилиси.

— Мы познакомились, когда он учился в третьем классе, а я постарше был. Но поскольку я переехал из периферийной школы и год потерял, то разница между нами стерлась. Вот с этих пор мы друг друга знаем.

Юный Примаков был похож на маму. Его иногда называли самураем: глаза раскосые, лицо худое.

Нечто восточное оставалось во внешности и в характере Примакова, пока он был молодым, а потом исчезло, возможно, от долгой московской жизни.

— Тбилиси — это кузница дружбы, там высока культура дружеских отношений, — рассказывал Леон Оников. — Мно-гонациональность Тбилиси — это достоинство города. Грузинам присущи большая деликатность в личной жизни, рафинированность. Русские, жившие в Тбилиси, в дополнение к своим качествам — твердости, открытости — вбирали замечательные грузинские черты. А кроме того, в городе жили греки и персы, пока их Сталин не выслал. Всё это делало нас интернационально мыслящими людьми.

А вот в Москве Примаков столкнется с непривычной для него практикой делить людей по этническому признаку.

Его друзья не любят говорить на эту тему. Отделываются общими фразами вроде такой: «В нашем кругу его национальность никого не интересовала». В этом никто не сомневался, порядочные люди не могут вести себя иначе. Но Москва не состояла из одних только друзей Евгения Максимовича.

— Разговоры о том, что Примаков — скрытый еврей, ходили и по нашему Институту мировой экономики и международных отношений, — рассказывал Владимир Размеров, много лет проработавший в ИМЭМО. — Такие слухи ходят всегда. Даже Иноземцева, предыдущего директора, евреем считали, и Арзуманяна, нашего первого директора, в евреи записали, потому что он якобы брал в институт только армян и евреев. Наша страна антисемитизм и другие «анти», пренебрежительное отношение к «чучмекам» долго еще изжить не сможет. Такие разговоры в нашем обществе неизбежны при наших дрянных привычках. У нас каждый должен расщепить генеалогическое древо руководителя на спички и найти что-нибудь нехорошее. Таких людей полно, в том числе и в нашем институте.

— В первые годы перестройки, — вспоминал бывший член Политбюро академик Александр Николаевич Яковлев, — лидер общества «Память» Дмитрий Васильев распространял на митингах листовки, где говорилось, что в Советском Союзе существует сионистский заговор. Кроме меня, как главного советского еврея, там обязательно фигурировал Евгений Максимович Примаков — под другой фамилией. Забыл какая. Потом и Ельцина включили в этот список.

Озабоченные еврейским вопросом не сомневаются в том, что русская фамилия Примакова — не настоящая, а придуманная. Работая над мемуарами, он счел необходимым рассказать о своем происхождении.

«Антисемитизм всегда был инструментом для травли у тупых партийных чиновников, — писал Евгений Максимович. — Мне всегда были чужды как шовинизм, так и национализм. Я и сегодня не считаю, что Бог избрал какую-либо нацию в ущерб другим. Он избрал нас всех, которых создал по своему образу и подобию…

С моей бабушкой по материнской линии — еврейкой — связана романтическая история. Обладая своенравным характером, она вопреки воле моего прадеда — владельца мельницы — вышла замуж за простого работника, к тому же русского, отсюда и фамилия Примаковых».

Эта тема заслуживает внимания опять же с одной только точки зрения: в какой степени это обстоятельство повлияло на жизнь Примакова?

В Тбилиси национальный вопрос не имел значения. Антисемитизма в Грузии никогда не было. Евреев не отличали от грузин, и многие грузинские евреи себя считали в большей степени грузинами, чем евреями.

Судя по всему, в юношеские годы ему и в голову не приходило, что он чем-то отличается от окружающих его грузинских ребят. Когда Примаков приехал в Москву, он говорил так, как принято произносить слова в Тбилиси, то есть как бы с сильным грузинским акцентом. Потом его речь очистилась и он стал говорить очень интеллигентно, по-московски. Но в минуту крайнего душевного волнения в его словах могли проскользнуть характерные грузинские интонации.

От анонимок и чьей-то злобы это, разумеется, не спасало. Но собственно политическая карьера Примакова началась в перестроечные времена, когда пятый пункт анкеты утратил прежнее значение. Первого президента России Бориса Николаевича Ельцина, насколько можно судить по его кадровой политике, национальность сотрудников вообще не интересовала. Что касается националистов, которые строят свою предвыборную стратегию на лозунге засилья евреев в правительстве, бизнесе и средствах массовой информации, то Примаков сумел поставить себя так, что к нему не смели цепляться по этому поводу.