Пётр Бартенев - О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

т. е. надо идти к обедне.

У Пушкина сберегалось несколько золотых, которые он считал своею обязанностью не тратить, и лучше занимал, а не разменивал этих золотых. Книги Пушкин брал у Орлова, у Пущина и особенно у штаб-офицера И. П. Липранди, имевшего отличную библиотеку. Пушкин много и часто беседовал с ним. От него слышал он рассказ « Выстрел». О Кирджали рассказывал Пушкину М. И. Лекс, управляющий канцеляриею Инзова.

Записано со слов В. П. Горчакова 16 июня 1861 г. в Москве, в Грузинах, в доме Мошкова.

«РА». 1900. № 3. С. 403.

Описываемые события относятся к 1812—1822 гг. Ср.: «Пушкин в Южной России».

Отставной генерал от кавалерии Андрей Александрович Куцинский [879]в 1824 году молодым корнетом находился в Могилёве (на Днепре) в учебном эскадроне. 4 августа он и товарищи его до поздней ночи читали только что тогда вышедший «Бахчисарайский фонтан», восхищались им, говорили о Пушкине, выражали друг другу желание его увидать, завидовали какому-то Иванову, который как лицеист может видаться с поэтом.

На другое утро Куцинский вышел гулять и видит: по улице расхаживает кто-то в виде кучеренка, в русской рубашке, высоких сапогах и ермолке, а поверх всего военная шинель. Появление незнакомца возбудило любопытство. Стали говорить, что этот прохожий, должно быть, сумасшедший. Чтобы узнать, кто он, Куцинский отправился на почтовую станцию и в книге с подорожными прочёл: Коллежский секретарь Александр Пушкин. В подорожной исчислены были города, через которые ему следовать. С ним ехал слуга, одетый татарчонком.

В восторге Куцинский бежит к Пушкину, рекомендуется и просит сделать ему честь откушать у него чаю, прямо объявляя ему, что он и его товарищи зачитываются «Бахчисарайским фонтаном». Пушкин очень доволен и замечает, что в печатном тексте один стих не так, а надо:

Куцинский побежал к товарищам вперёд и объявил, что сейчас будет Пушкин. Те подумали, что это граф Владимир Иванович Пушкин, и удивились восторженности вестника. Но имя поэта Пушкина наэлектризовало молодых людей. Очутился ром, Пушкин был очень любезен и, между прочим, расспрашивал Куцинского о военной службе и о том, сколько должно быть в России денщиков. Тот стал ему пересчитывать, по скольку денщиков имеет право держать у себя каждое начальственное лицо. Выходило до 100 тысяч, если строго считать по военному положению.— Сто тысяч загубленного народа, который должен сапоги чистить!— восклицал и горячился Пушкин. Воронцова он поносил и упомянул, между прочим, что отец его просил Государя о помиловании его, представляя, что другой сын у него выгнан из учебного заведения, так что всё утешение остаётся в старшем.

Затем молодые люди повели Пушкина в гостиницу, где полилось шампанское. Пушкин предлагал было карты, но игра почему-то не состоялась. «Вы не думайте, чтобы я не мог играть,— говорил он,— у меня вот сколько денег». И он показывал большой пук ассигнаций.

Записано в Варшаве 14 августа 1873 года со

слов А. А. Куцинского.

«РА». 1900. № 3. С. 449—450.

Пушкин проезжал через Могилёв в 1824 г., 6 августа.

Рассказ Куцинского подтверждается и воспоминаниями другого офицера, А. П. Распопова (Русская старина. 1876. Февр. С. 484—467).

Получив эту статью от многоуважемого и неутомимого деятеля русской мысли М. П. Погодина, заявляем нашу глубочайшую признательность за это дорогое внимание к Русск. Архиву.

Статья доставлена при следующем письме:

«Вы требуете у меня настоятельно записок о Пушкине. Я обещал их уже несколько лет тому назад П. В. Анненкову, которого биография доставила мне тогда большое удовольствие. Но что делать, я не имел времени до сих пор приняться за них. У меня одна работа погоняет другую, и сколько я ни делаю, а всё остаётся больше и больше дела впереди. Вот и теперь: у меня на руках биография Карамзина, которой я предан всецело. Вслед за нею я должен начать печатание своей Древней Русской Истории, с большим атласом, по милости царской теперь обеспеченное. Между тем для Общества Любителей Русской Словесности необходимо написать воспоминание о Шевырёве. Эта последняя обязанность даёт мне, однако ж, возможность удовлетворить отчасти и вас: один эпизод из жизни Шевырёва, как и моей, имеет непосредственное отношение к Пушкину, а именно — прибытие Пушкина в Москву в 1826 году, чтение Бориса Годуноваи основание Московского Вестника. Я обратился к своим запискам и воспоминаниям, и посылаю вам этот отрывок, а вместе с ним ещё два, кои попались мне на глаза при разборе бумаг: мнение об Истории Пугачёвского бунтаи слова, сказанные мною на лекции при получении известия о кончине Пушкина. Ваш Н. Погодин.

Декабря 23, 1864»

Чтение Бориса Годунова. Основание Московского Вест-кав 1826 году.

Успех Урании [880]ободрил нас. Мы составили с Дмитрием Веневитиновым план издания другого литературного сборника, посвящённого переводам из классических писателей, древних и новых, под заглавием: Гермес. У меня цело оглавление, написанное Шевырёвым, из каких авторов надо переводить отрывки для знакомства с ними русской публики. Рожалин должен был перевести Шиллерова Мизантропа [881], Д. Веневитинов брался за Гётева Эгмонта [882], я за Геца фон Бéрлихингена [883], Шевырёв за Валленштейнов Лагерь [884]. Программы сменялись программами, и в эту-то минуту, когда мы были, так сказать, впопыхах, рвались работать, думали беспрестанно о журнале, является в Москву Александр Пушкин, возвращённый Государем из его псковского заточения [885]. Мы все бросились к нему навстречу.

Представьте себе обаяние его имени, живость впечатления от его первых поэм, только что напечатанных, Руслана и Людмилы, Кавказского пленника, Бахчис. Фонтанаи в особенности мелких стихотворений, каковы: Празднество Вакха, Деревня, К Домовому, К Морю,— которые привели в восторг всю читающую публику, особенно молодёжь, молодёжь нашу, архивную, университетскую. Пушкин представлялся нам каким-то гением, ниспосланным оживить русскую словесность.

Семейство Пушкина было знакомо и, кажется, в родстве с Веневитиновыми. Чрез них и чрез Вяземского познакомились и все мы с Александром Пушкиным [886].

Он обещал прочесть всему нашему кругу Бориса Годунова. Можно себе представить, с каким нетерпением мы ожидали назначенного дня. Наконец наступило, после разных превратностей, это вожделенное число. Октября 12, поутру, спозаранку мы собрались все к Веневитинову (между Мясницкою и Покровкою на повороте к Армянскому переулку) [887], и с трепещущим сердцем ожидали Пушкина. В 12 часов он является.