Пётр Бартенев - О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Мы упомянули, что с первым большим произведением своим Русланом и Людмилою, Пушкин постепенно знакомил приятелей своих и любителей словесности на вечерах у Жуковского. Вечера эти доселе памятны лицам, имевшим счастие на них присутствовать. Жуковский жил тогда в семействе деревенского друга своего А. А. Плещеева [277] А. А. Плещеев славился необыкновенным искусством читать, и был некоторое время чтецом при Государыне Марии Фёдоровне. О нём см. не вошедшее в Собрание сочинений Жуковского письмо о Саксонии, в Московском Телеграфе 1827 г., ч. XIII, стр. 26—28. , в Коломне у Кашина моста, за каналом, в угловом доме [278] Дом (б. Брагина) сохранился. Ныне — проспект Римского-Корсакова, 43. . Несмотря на отдалённое положение этой части города, каждую субботу собирался к Жуковскому избранный кружок писателей и любителей просвещения, чтобы в дружеской беседе и в высоких удовольствиях ума и сердца отдыхать от трудов недели. «Было что-то редкое в этом братстве и общении лучших талантов и лучших умов столицы,— говорит один из младших участников этих литературных собраний [279] П. А. Плетнёв, в книжке своей о жизни и сочинениях Василия Андреевича Жуковского, Спб. 1853, стр. 41—42. . Разговор, естественно, склонялся на то, чем преимущественно занимались гости. Совершенствование произведений ума и вкуса столько же у всех было на сердце, как слава и благосостояние отечества. Писатели, уже пользовавшиеся общим уважением, и молодые люди, едва выступившие на своё поприще, но увенчанные надеждою, все с одинаковою откровенностью высказывали мысли свои, потому что равно любили искусство и искали только истины». К числу молодых людей, появлявшихся на вечерах Жуковского, принадлежали, между прочим, Дельвиг и П. А. Плетнёв, ещё в то время начавший своё знакомство с Пушкиным. Тут же, вероятно, бывал и Баратынский, которого Жуковский так рано отличил и заметил и который в марте 1818 года определился в гвардейский егерский полк. Дружба Баратынского с Пушкиным началась именно в это время.

Молодой Пушкин оживлял эти собрания столько же стихами своими, как и неистощимою весёлостью и остроумием, в котором никогда не было у него недостатка. Надо заметить, что Жуковский, строгий наблюдатель чистоты и порядка во всех своих вещах и особенно в бумагах, когда приходилось ему исправлять стихи свои, уже перебелённые, чтобы не марать рукописи, наклеивал на исправленном месте полосу бумаги с новыми стихами. Сам он редко читал вслух свои произведения и обыкновенно поручал это другим. Раз кто-то из чтецов, которому прежние стихи нравились лучше новых, сорвал бумажку и прочёл по-старому. В эту самую минуту Пушкин, посреди общей тишины, с ловкостью подлезает под стол, достаёт бумажку и, кладя её в карман, преважно говорит: «Что Жуковский бросает, то нам ещё пригодится» [280] За сообщение этого сведения обязаны мы очевидцу, П. А. Плетнёву. (Сравн. статью Плетнёва «Иван Андреевич Крылов» в журн. «Современник». 1845, т. XXXVII, с. 33—37.— Сост.) .

Мы не знаем, всю ли поэму свою прочитал Пушкин на вечерах у Жуковского или только некоторые её песни. По преданию, уже не раз сообщённому публике, известно, что на одном из этих вечеров Жуковский поднёс Пушкину литографированный портрет свой с надписью: Ученику-победителю от побеждённого учителя в высокоторжественный день окончания Руслана и Людмилы [281] См. Соврем. 1838 г. № 2, стр. 27. Портрет этот, если не ошибаемся, принадлежит к непоступавшему в продажу собранию портретов русских людей и писан известным художником Дау. (Дарственная надпись Пушкину сделана Жуковским на литографированном портрете работы О. Эстеррейха, 1820 г.— Сост.) . Разумеется, всё это было сделано с весёлою шуткою, и смешно выводить отсюда какие-либо серьёзные заключения. Ни малейшего соперничества никогда не существовало между двумя поэтами, которые одарены были различными, но равно самобытными талантами. Победа заключалась только в том, что общее внимание публики и увлечение любителей словесности перешло от Жуковского к молодому его другу. Жуковский подарком своим выразил общее сочувствие гостей, с восхищением внимавших звукам новой, пленительной поэзии.

В числе сих последних находился и Батюшков, уже страдавший тяжкою болезнию и в то время собиравшийся за границу, тщетно искав исцеления в полуденном краю России. Сказывают, что на упомянутом вечере у Жуковского он с необыкновенным вниманием слушал новую поэму и, казалось, был поражён неожиданностью впечатления. Г. Анненков сообщает [282] «Материалы», стр. 55. , будто ещё прежде Батюшков судорожно сжал в руках листок бумаги, на котором читал послание Пушкина к Ю. (Юрьеву): Поклонник ветренных Лаиси пр. и проговорил: «О! как стал писать этот злодей!» Тем не менее в письме Батюшкова к А. И. Тургеневу из Неаполя, от 24-го марта 1819 г., читаем: «Просите Пушкина именем Ариоста выслать мне свою поэму, исполненную красот и надежды, если он возлюбит славу паче рассеяния» [283] Соч. Батюшкова, изд. Смирдина, ч. I, стр. 359. Вечер у Жуковского был, если не ошибаемся, в самом начале 1819 г. .

Слава молодого поэта быстро распространялась, и уже не в отдельных только кружках, но по всему городу. «От великолепнейшего салона вельмож до самой нецеремонной пирушки офицеров,— свидетельствует П. А. Плетнёв,— везде принимали его с восхищением, питая и собственную и его суетность этою славою, которая так неотступно следовала за каждым его шагом» [284] Современник 1838 г., № 2, стр. 25. . Люди читающие увлечены были прелестью его поэтического дарования; другие наперерыв повторяли его остроты и эпиграммы, рассказывали его шалости. Между тем сам он беспечно расточал богатство души своей. Брат его, Лев Сергеевич, в своей, к сожалению, столь краткой о нём записке [285] Москвитянин 1853 г., № 10, стр. 51. , говорит, что «его поочерёдно влекли к себе то большой свет, то шумные пиры, то закулисные тайны». Сим последим некоторое время жертвовал он большею частью своего досуга. Особенно занимали его балетные спектакли, и шесть блестящих строф в первой главе Онегина свидетельствуют о тогдашней страсти его к театру, и о том, как пленяла его славная Истомина. Впоследствии, живя в Кишинёве, он требовал от брата известий о театре. «Пиши мне,— говорит он в письме от 30-го января 1823 г.,— о Дидло, об Черкешенке Истоминой, за которой когда-то я волочился подобно Кавказскому Пленнику». Доступ к закулисным тайнам был ему открыт, между прочим, по знакомству с директором Петербургского театра кн. А. А. Шаховским. Литературная вражда сего последнего с членами Арзамасского общества в то время уже затихла, и так как она никогда не переходила во вражду личную, то Пушкину не представлялось никаких затруднений сблизиться с знаменитым комиком. Их познакомил общий приятель, П. А. Катенин, сохранивший в Записках своих разговор, бывший у него с Пушкиным, когда они оба возвращались ночью в санях от кн. Шаховского. «Savez-vous,— сказал Пушкин,— qu’il est très bon homme au fond? Jamais je ne croirai qu’il ait voulu nuire sérieusement à Ozerow, ni a qui quece soit».— «Vous l’avez cru pourtant,— отвечал Катенин.— Vous l’avez éncrit et publié; voila le mal».— «Heureusement,— возразил Пушкин,— personne n’a lu ce barbouillage d’écolier; pensez vous qu’il en sache quelque chose?» — «Non; car il ne m’en a jamais parlé».— «Tant mieux, laisons comme lui, et n’en parlons jamais» [286] См. у г. Анненкова, стр. 56. Катенин упрекал Пушкина, вероятно, за те места в Послании его к Жуковскому (1817 г.), которыми Шаховской не мог не оскорбиться. Впрочем, послание это при жизни Пушкина не появлялось в печати. «Знаете ли, что он, в сущности, очень хороший человек? Никогда я не поверю, что он серьёзно желает повредить Озерову или кому бы то ни было».— «Однако вы так думали; так писали и даже обнародовали; вот что плохо».— «К счастью, никто не читал эту мазню школьника; вы думаете, он что-нибудь знает о ней?» — «Нет, потому что он никогда не говорил мне об этом».— «Тем лучше, последуем его примеру и тоже не будем говорить об этом» (фр.). . Пушкин очень был доволен новым знакомством и впоследствии писал к Катенину, упоминая об одном месте из Андромахи, сочинении сего последнего: «Оно мне живо напомнило один из лучших вечеров моей жизни; помнишь?.. на чердаке кн. Шаховского» [287] Там же.— С. 60. (Письмо первой половины сентября 1825 г. из Михайловского.— Сост.) .