Пётр Бартенев - О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

24. Алексееву. (Мой милый, как несправедливы).

25. К портрету кн. Вяземского.

26. Приметы.

27. Дева.

28. Подруга милая, я знаю отчего.

29. Дионея.

30. Красавице перед зеркалом.

31. Эпиграмма на Каченовского. (Клеветник без дарованья) [427].

После удаления из Петербурга, в полтора с небольшим года, более сорока одних мелких стихотворений, да поэма, да сочинения в прозе. Но молодой Пушкин подавал собою пример удивительной художественной воздержности. Беспорядочный, беспечный, порою легкомысленный в жизни, он уже тогда был необыкновенно строг, осмотрителен и совестлив как писатель. Из всех названных трудов он напечатал всего четыре стихотворения, именно в 1820 году элегию Погасло дневное светило, и то без имени, а в 1821-м появились в апреле Чёрная шаль, в июне Муза, в сентябре Послание к Чаадаеву, все в Сыне Отечества, с полным именем, с обозначением места и времени [428]. Это были первые стихи Пушкина из ссылки. Если не ошибаемся, в Петербурге ждали от Пушкина, чтобы он показал раскаяние, посвятив талант свой, по примеру предшественников, восхвалению отечества, славе России, описанию воинских подвигов и т. п. Такое ожидание по временам высказывалось и в печати. Так, в Сыне Отечества1822 года в № X (март), в послании какого-то А. М. К сочинителю поэмы Руслан и Людмила, читаем между прочим:

В Литературных ЛисткахБулгарина (1824, № 1, стр. 25) прямо сказано: «Гений Пушкина обещает много для России; мы бы желали, чтоб он своими гармоническими стихами прославил какой-нибудь отечественный подвиг. Это дань, которую должны платить дарования общей матери, отечеству. Некоторые отрывки в Кавказском Пленникепоказывают, что Пушкин столь же искусно умеет изображать славу, как и граций».

Но Пушкин не хотел насиловать своего таланта; он повиновался со всею искренностию единственно внушениям внутренним и, может быть, в ответ на подобного рода вызовы, слышанные им, без сомнения, и в Кишинёве, сказал про себя:

Кроме художественной добросовестности, желания исправить и усовершить свои создания, были ещё и другие причины и соображения, вследствие которых, в описываемую нами пору, стихи Пушкина так редко появлялись в свет. Во-первых, не все они могли быть напечатаны, а во-вторых, у него бродила мысль издать их отдельною книжкою. Ещё в Петербурге, в конце 1819 или в начале 1820 года, вероятно нуждаясь в деньгах, он согласился на предложение приятелей напечатать собрание его стихов. Считая с лицейскими, их и тогда уже было довольно много. Решили открыть подписку на издание, и друзья Пушкина успели уже раздать от 30 до 40 билетов, как вдруг Пушкину велено было ехать в Екатеринослав. Второпях и на безденежьи он взял у приятеля своего, тогдашнего богача Н. В. Всеволожского, тысячу рублей и за неё отдал ему рукопись свою. Весьма вероятно, что Всеволожский и не имел настоящего намерения издавать книгу, а из благородного побуждения воспользовался случаем, чтобы выручить поэта, не затрагивая его самолюбия. Как бы то ни было, но Пушкин в ссылке своей ожидал выхода своей книжки, или анфологии, как он называет её в одном письме (вероятно, потому, что стихи все были в греческом духе, воспевалась любовь и наслаждения жизнию). Из Кишинёва, от 27 июня 1821 года, Пушкин пишет брату: «Постарайся свидеться с Всеволожским и возьми у него на мой щет число экземпляров моих сочинений (буде они напечатаны), розданное (?) моими друзьями,— экземпляров 30». Между тем время шло, а книжка не выходила. В 1822 году князь Александр Лобанов-Ростовский вздумал купить у Всеволожского право издания [430]. Пушкина это встревожило; он уже стал тогда, как мы видели, гораздо строже смотреть на свою литературную деятельность, хотел исправить прежние стихи, прибавить новые и вообще явиться перед публикою с произведениями отборными. Всего проще было бы возвратить Всеволожскому его тысячу рублей и вытребовать назад тетрадь свою. Но где было взять денег? Лучше терпеть нужду, чем занимать, говорил он тогда, ибо, занимая и не имея потом возможности отдать, поневоле подвергаешь сомнению свою честность. Кн. Лобанов дал знать Пушкину о своём намерении через общего их знакомого Я. Н. Толстого и делал ему какие-то новые предложения, т. е., вероятно, обещал денег. Это могло быть около августа 1822 года. Пушкин пишет брату из Кишинёва, от 4 сентября 1822 г.: «Явись от меня к Никите Всеволожскому и скажи ему, чтоб он ради Христа погодил продавать мои стихотворенья до будущего года. Если же они проданы, явись с той же просьбой к покупщику. Ветренность моя и ветренность моих товарищей наделала мне беды. Около 40 билетов розданы, само по себе разумеется, что за них я буду должен заплатить»; а Я. Н. Толстому он отвечал (от 26 сентября): «Предложение кн. Лобанова льстит моему самолюбию, но требует с моей стороны некоторых объяснений. Я сперва хотел печатать мелкие свои сочинения по подписке, и было роздано уже 30 билетов; обстоятельства принудили меня продать свою рукопись Никите Всеволожскому и самому отступиться от издания. Разумеется, что за розданные билеты я должен заплатить, и это первое условие. Во-вторых, признаюсь тебе, что в числе моих стихотворений иные должны быть выключены, многие переправлены, для всех должен быть сделан новый порядок, и потому мне необходимо нужно пересмотреть свою рукопись. Третье: в последние три года я написал много нового. Благодарность требует, чтоб я всё переслал князю Александру, но… милый друг! Подождём ещё два-три месяца. Как знать? Может быть, к новому году мы свидимся, и тогда дело пойдёт на лад и пр.» [431].

Таким образом, издание было приостановлено. Мы увидим ниже, что за него брались А. А. Бестужев и Н. И. Гнедич; надеясь сам побывать в Петербурге, Пушкин отклонял предложения, и книжка вышла в свет уже только в 1826 г. Но, конечно, она много выиграла оттого в содержании.

Когда шла вышеизложенная переписка, в печати уже появилась новая поэма Пушкина Кавказский Пленник.

Она обновила имя ссыльного поэта в памяти публики и друзей его. Может быть, успехом её отчасти и возобновлена мысль об издании мелких стихотворений. Своего Пленникаещё в исходе 1821 года Пушкин послал в Петербург Н. И. Гречу, с предложением напечатать. Греч издавал бесспорно лучший тогдашний журнал, Сын Отечества, и Пушкин уже был с ним в сношениях, поместив у него стихи свои. Но издатель первой поэмы, Руслана и Людмилы, Н. И. Гнедич, выразил неудовольствие, отчего Пушкин опять не обратился к нему. «Ты говоришь, что Гнедич на меня сердит,— пишет Пушкин брату (из Кишинёва, 24 января 1822 года), — он прав: я бы должен был к нему прибегнуть с моей новой поэмой; но у меня шла голова кругом; от него не получал я давно никакого известия; Гречу должно было писать, и при сей верной оказии предложил я ему Пленника. К тому же ни Гнедич со мною, ни я с Гнедичем не будем торговаться и слишком наблюдать каждый свою выгоду, а с Гречем я стал бы бессовестно торговаться как со всяким брадатым ценителем книжного ума». Пушкин ошибался. Н. И. Греч сам отклонил его предложение приобрести право на издание поэмы [432]. Тогда Пушкин поручил издание уже Гнедичу и при этом передал ему собственный, чрезвычайно меткий суд над поэмой, говоря, что долго не мог решиться её напечатать,— так явны её недостатки, но что переделывать не в силах [433].