Пётр Бартенев - О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Когда вышла «Сатира на игроков», Пушкин находился временно в Петербурге, и Северная Пчела ещё за ним ухаживала. В начале 1828 г. Пушкин дозволил ей напечатать большой отрывок из Онегина (приезд Тани в Москву), и в фельетонах Булгарина появлялись восторженные отзывы об его даровании. В Петербург тогда приехал с Туркманчайским трактатом Грибоедов, считавшийся другом Булгарина и своим громким именем озарявший его. Порядочные люди ещё водились с знаменитым Фаддеем, и только через несколько лет Пушкин отзывался про него, что в переулке, пожалуй, он с ним раскланяется, а в людном месте не хватит духу [512].

Булгарин выпросил у Пушкина и напечатал в 30-м номере Северной Пчелы 1828 года (от 10 марта) следующие стихи его, с подстрочною заметкою: «Имени сочинителя сих стихов не подписываем: „ex unque leonem [513]. Изд.“». Принадлежность их Пушкину оставалась неизвестною публике до издания Анненкова. Приводим их из полного собрания сочинений Пушкина, с заглавием, с каким они появились в Северной Пчеле.

Послание к В., сочинителю «Сатиры на игроков» [514]

Поязвить иной раз Пушкин был мастер: назвать посредственного стихотворца, наследником славного Римского сатирика было очень зло; печатно уличить моралиста в его собственной несостоятельности сумел он превосходно. Хотя все эти сношения имели значение лёгкой шутки, но Великопольский, очевидно, обиделся стихами, появившимися в Северной Пчеле, и прислал Булгарину следующее послание:

Ответ знакомому сочинителю послания ко мне, помещённого в № 30 Северной Пчелы

Кстати приводим и самое письмо Великопольского к Булгарину по поводу этих стихов.

«М. г. Фаддей Венедиктович! Третьего дня получил я письмо от Ал. С. Пушкина. Он уведомляет, ссылаясь на вас, что без его согласия цензура не пропускает, как личность, моих к нему стансов; а что он согласиться не может.

Это меня очень удивило. Разве его ко мне послание не личность? В чём оного цель и содержание? Не в том ли, что сатирик на игроков сам игрок? Не в обнаружении ли частного случая, долженствовавшего остаться между нами?

Я слишком уверен в благородстве Пушкина, чтобы предполагать такой донос на дружбу истинным его намерением; но дело не в намерении, а в самом деле; и стихи, вышедшие из-под типографского станка, берут направление сами независимо от автора. Почему же цензура полагает себя вправе пропускать личности на меня, не сказав мне ни слова, и не пропускает личности на Пушкина, без его согласия? Кто позволит одному посмеяться над другим, тот не обязан ли, ежели он беспристрастен, не отнимать по крайней мере у другого способов отыграться? И даже противный поступок, будучи притеснением для одного, не может ли почесться неуважением к другому? Простите, ежели я, может быть, неуместно так распространился. Я хотел оправдать себя в вашем мнении и доказать односторонность действий цензуры, при котором литературный бой никогда не может быть равен.

Но Пушкин, называя своё послание одною шуткою, моими стихами огорчается более, нежели сколько я мог предполагать. Он даже даёт мне чувствовать, что следствием напечатания оных будет непримиримая вражда. Надеясь, что он имеет ко мне довольно почтения, чтобы не предполагать во мне боязни, дорожу его дружбою и прилагаемым при сём к нему письмом (которое, по незнанию адреса, имею честь вас просить доставить) отдаю на его полную волю, при некотором условии, не читать мои стансы и не печатать, предоставляя себе в последнем случае отыграться в другом месте, другим образом.

Я счёл неизлишним вас об этом уведомить, полагая, что вам самим неприятна такая односторонность цензуры. Москва, Апреля 7-го 1828 г.»

Вот повод к одному из нижеследующих писем Пушкина [515]. Первые два писаны ещё раньше. Все три, равно как и стихи Великопольского и его письмо к Булгарину, печатаются с подлинников, отысканных в бумагах Великопольского и переданных нам внуком его г. Чаплиным.

И. Е. Великопольский († 7 февраля 1868 года, 72 лет) только «хлебнул Кастальских вод бокал» и затем перестал заниматься словесностью. Женат он был на дочери славного медика-масона М. Я. Мудрова. Нам случалось встречать его около 1856 года в Москве у С. Т. Аксакова и М. П. Погодина. В то время занят он был обширным предприятием по новому способу обработки льна в своём Старицком имении. Человек он был, что называется, затейный, но терпел неудачи в своих начинаниях.

Впервые опубликовано в «РА». 1884. № 1. С. 465—469.

И. Е. Великопольскому и его связям с Пушкиным посвящён монографический очерк Б. Л. Модзалевского «И. Е. Великопольский (1797—1868)» (Спб., 1902).

Екатеринослав, в июне 1820 г. (Доставлено H. С. Киселёвым, который случайно нашёл это письмо при разборе старых бумаг.)