Анатолий Гордиенко - Всем смертям назло

Утрами над озером висел туман. И тогда Киви-ламби казалось загадочным, бескрайним. Пахло рыбой, гниющими валежинами. Тишину будили гагары. Они громко хлопали крыльями по воде, после длинного разбега тяжело поднимаясь ввысь, невидимые пробивали туман. Вырвавшись из сырой пелены, кричали радостно и дерзновенно.

Солнце сжигало туман. Ему на помощь спешил лёгкий северик, загоняя сероватые облачка в тростник, разрезал их тонкими суставчатыми прутьями.

Сколько раз видел всё это он в своей жизни? Тысячу, две, может ещё больше. Но всегда всё увиденное воспринималось с неослабевающей остротой, с непокидающим интересом. В такие минуты в душе происходили какие-то неуловимые движения. Хотелось сидеть здесь весь остаток жизни. Хотелось, чтоб было вечное утро, чтоб солнце, разрезая лучами глубину озера, освещало чёрные спинки плотичек, мирно плывущих беззаботными стайками, грело быстроногих коричневых муравьев, пробегающих в вечных заботах по своей трудовой дорожке, ласкало его огрубевшие шершавые щёки.

В полдень, как всегда, Алексей Николаевич возвращался домой. По селу шёл медленно — спешить некуда, останавливался охотно, если кто из встречных заводил с ним беседу.

Похоже, что на этот раз его поджидала Нюрка — внучка двоюродного брата, востроглазая, веснушчатая девчурка. Ноги у неё вечно были в цыпках, на локтях ссадины, а волосы белые-белые, ну прямо льняная куделька. Звали её в селе Нюрка-зоотехник — всякое зверьё тянула она из лесу. У неё жили две ондатры, ёжик, которого она покрасила жёлтой краской, чтоб сразу было видно его в сарайчике, там же стояла большая клетка с кролями, но настоящей её гордостью и завистью всех мальчишек была небольшая ещё, но очень сообразительная овчарка Спутник.

— А что я знаю, а что я знаю, — запела Нюрка, прыгая на одной ноге, когда Алексей Николаевич поравнялся с ней.

Спутник радостно щёлкал хвостом по знакомым голенищам, задирал голову вверх, будто пытался понять, что ответит Алексей Николаевич.

— А мне ни чуточку не интересно, — замурлыкал Афанасьев, поддразнивая удочками Спутника.

— Нет, интересно, дядя Алексей, очень будет интересно, — и тут Алексей Николаевич уловил, что за напускной беззаботностью скрыты слёзы.

Он снял со спины берестяной кошель, пошёл к плетню, не спеша уселся на траве, вытянув ноги.

— Показать, какого я окуня поймал? Могу даже подарить в твой зверинец, он у меня в таком специальном кисете, вода в нём держится.

— Дядя Алёша, они танк строят, — голос у Нюрки дрожал, глаза она отвела в сторону. — Настоящий, я видела, сама видела. Смеются, говорят, зоотехница. Куда ей.

…Всю команду они застали в сборе. На школьном дворе, около дровяного сарая кипела работа. Стучали молотки, повизгивала пила. Трое ребят приспосабливали дощатую платформу на толстые деревянные колёса. Двое других трудились у готового конусообразного ящика. Высокий парнишка в красной испанке старательно выводил кисточкой на борту ящика ярко-красную звезду. Вверху стояла цифра «164».

— Значит так, привёл вам медсестру, — сказал, поздоровавшись, Алексей Николаевич, делая вид, что ему здесь всё давно знакомо. — Без медицины в бой не ходят. Всякое ведь может стрястись, правда? Вот рекомендую — Нюра, человек стоящий.

Стук молотков умолк. Ребята были застигнуты врасплох.

— Вы плохо не думайте, доски нам в лесопункте дали, — сказал Федя Мишин. — Ну вот мы и решили… Потом игру организуем, «Зарницу»…

Алексей Николаевич засмеялся, хлопнул Федю по плечу.

— Нюра, отнеси-ка кошель своей маме, — крикнул Алексей Николаевич, снимая китель. — Пусть рыбу почистит. И вот ещё что. Принеси мне хлеба и луковицу, значит так. Да возвращайся побыстрее — тут, я гляжу, работа всем найдётся. Берёте нас в компанию, мужики, или как?

На восьмой день он уезжал. Проводить его пришли многие односельчане. Все они знали его, молодые сдержанно попрощались за руку. Старушка Лидия Захаровна, подруга матери, по старому карельскому обычаю прижала его к сердцу, три раза погладила по плечу рукой.

В Гирвас ехали на сельповской телеге. Лошадь шла медленно, останавливаясь, хватала на обочине пучки сочной травы.

— Мой Витёк уже четвёртый день ночью домой заявляется, — рассказывала смеющаяся Вера, та, что живёт у магазина. — Говорит, в войну играем. Разделяются на два лагеря и кто кого. Все хотят у них танкистами быть. А вчерась учитель наш, Терентий Иванович, приходит в магазин, гвозди требует, говорит, ребята ещё один танк задумали сделать. Печалился, что не на гусеницах, а колёсный танк будет. Кругляши, сказывал, отпилили крепкие. Да всё серьёзно так толкует мне. Я посмеялась, а он обиделся. Говорит, скажи спасибо, что Алексей Николаевич ребятам слово толковое сказал. «Зарница», говорит, игра называется. По всей стране будто играет детвора.

— Да уж какое там толковое слово, — сказал Афанасьев, покусывая травинку.

— Жалеете, что уезжаете от нас? — помолчав, спросила Вера.

— Понимаешь, дела у меня всё-таки там, в городе. Не могу я сидеть без дела, значит так. Может, кто меня ищет. Может, нужно кому что-либо сделать. А я тут прохлаждаюсь. Хворь мою как рукой сняло. Словно десять лет мне скостил кто. Дышится легко, как в молодости, в голове не шумит. Одним словом — подлечился. Хорошо, что поехал. Слов нет, как хорошо мне сейчас.

1969

Анатолий Алексеевич Гордиенко

ВСЕМ СМЕРТЯМ НАЗЛО

Редактор В. И. Чернецова

Художник А. Л. Новиков

Художественный редактор Л. Н. Дегтярев

Технический редактор К. М. Подъельская

Корректор Л. П. Лихачева

Сдано в набор 28/VII 1969 г. Подписано к печати 13/X 1969. Е-00897. 2,5 печ. л. Тираж 30 000. Цена 8 коп.

Издательство «Карелия».

Петрозаводск, пл. им. В. И. Ленина, 1.

Здравствуйте ( карел. ).

Иди сюда, парень! ( карел. ).

Не робей! ( карел .)