Анатолий Гордиенко - Всем смертям назло

Ему показалось, что его выбросило из башни каким-то взрывом. Охнув, он глотнул воздуху, голова безвольно упала в воду, всё перед ним закружилось, забелело. Собрав остаток силы, он стал отгребать от танка. Вдруг его руки коснулись дна. Он не поверил. Но вот за дно стали цеплять ноги. Алексей Николаевич встал, его качнуло назад, но он удержался. Смахнув рукавом кровь, застилавшую глаза, он пошёл к берегу, где стояли онемевшие товарищи. Они ведь только что видели, как сапёры переходили реку, не зачерпнув сапогами воды. И вдруг прямо на их глазах танк исчез, провалился в преисподнюю.

Танкисты подхватили Афанасьева, вывели на взгорье, перевязали голову. Один снимал свои сапоги, другой протягивал сухой комбинезон, третий — шлем.

— Да, напугал ты меня, Алексей, — сказал повеселевший полковник, подавая флягу. — Бери, бери, коль дают. Тебе после такой купели неписаным уставом положено. Да глотни ты, чудак, ей-богу помогает. Смелее, тоже мне герой…

Мокрый снег падал густо, покрывая серым пухом землю.

— Документы испортил, часы на металлолом, — ругался Афанасьев. — Сколько у нас ещё времени? Три часа? Значит так, разводи костер, ребята. Левданский, обойди это проклятое место, выдь со своим танком на тот берег, приготовь буксир.

— Думаешь, вытянет он тебя? — спросил полковник.

— Края пологие, видать, воронка от бомбы. Рядом мост, вот и бомбили его, да мимо, — ответил Афанасьев. — Вы не задерживайтесь, товарищ полковник, поезжайте, мы тут сами справимся с Левданским. Гляди, ещё и вас догоним.

— Пожалуй, ты прав. Время — золото. Мы двинемся. А вы возвращайтесь домой, если что…

Танки переходили реку. Надев сапоги своего наводчика, Алексей Николаевич перебрался на ту сторону. Левданский размотал буксир, стал подъезжать к самой кромке воды.

— Разрешите мне, товарищ старший лейтенант. Вам надо погреться. Разрешите, у меня третий разряд по плаванию. И машина моя. Мне её надо выручать, — напористо просил водитель.

— А мне после сегодняшнего заплыва, думаешь, нельзя третий разряд присвоить? Завтра же пойду к нашему физруку, пусть мне засчитает, — шутил Алексей Николаевич. — Значит так, будешь меня подстраховывать. Я, браток, уже к воде этой привык. Признаюсь тебе — холодная и с душком. Так что семь бед — один ответ. Ну, не поминайте лихом, — крикнул Афанасьев и пошёл в воду, таща толстый трос с большой петлёй на конце. Дойдя до воронки, он стравил в неё трос и нырнул. Дело оказалось не из простых. Лишь на четвёртый раз удалось накинуть петлю на буксирный крюк.

— Давай! — крикнул Афанасьев Левданскому. Взревел мотор, запел высоким голосом.

— Ну, ещё, дай ещё газку!

Наконец танк Афанасьева, облепленный илом, нехотя вылез на берег.

— Значит так, проверить мотор, вычерпать воду. На всё даю вам десять минут! — крикнул своему экипажу Афанасьев, приплясывая на берегу. — Если провозитесь больше, я превращусь в сосульку. Понятно? Действуйте!

Снова пришлось переодеться, снова пришлось глотать из фляжки. Через два часа они догнали свою колонну.

Сады отцветали. Под вишнями, яблонями лежали ещё упругие, белые чешуйки лепестков. Тёплый по-летнему ветерок озорно гонял их между ярко-зелёных гряд, заносил в небольшой чистенький дворик, сыпал сверху, нежно касаясь длинных загнутых ресниц, круглых румяных щёк спящего Вовки. Над яблонями гудели пчёлы. Тяжело отрываясь от последних цветов, медленно поднимались к свежевыкрашенной густо-малиновой крыше и улетали куда-то к своему дому.

Александра Васильевна бросила стирку, не торопясь вытерла передником руки, подошла к кроватке, отодвинула её в тень старой шелковицы. Затем сняла с верёвки ещё влажную марлевую накидку, пронзительно пахнущую чистым бельём, свежим ветром, и осторожно накрыла кровать сына, деревянную, сделанную в длинные зимние вечера самим Алексеем Николаевичем.

— Мама, у меня обед поспел! — закричала в распахнутое окно веранды Рая.

Александра Васильевна замахала дочери рукой, дескать, разбудишь парня. Думала закончить стирку к обеду, да не вышло — вишь сколько накопилось. Вовкиных пелёнок одних — весь двор завешан. Позавчера Алексей Николаевич пришёл с полигона — за голову схватился, говорит — такая картина, будто вражеский полк капитулировал.

— Значит, так, папа придёт на обед? Или мы сиротами сегодня будем? — послышалось с веранды.

— Вот я отцу расскажу, что ты над ним подтруниваешь. Он тебя на рыбалку завтра и не возьмёт, милая девушка. И будешь ты сидеть со мной, бельё гладить, — ответила ей Александра Васильевна.

— Мой папа — человек! Он шутки понимает. И вообще мы с ним друзья навек, — запела Рая.

Александра Васильевна засмеялась звонко, по-девичьи запрокинув голову, солнце засверкало на её ровных белых зубах, закупалось в густых чёрных волосах. Она так радостно и так щедро смеялась, что не услыхала, как хлопнула калитка, как зачастили чьи-то шаги по гладко утоптанной стёжке к дому, не услыхала, как её окликнули.

Смеялась она оттого, что сегодня выдался такой день, что у неё шалунья-дочка, что у неё есть Вовка, у которого столько пелёнок, что можно подумать, будто капитулировал целый полк.

— Шура! Милая!

Александра Васильевна замерла, медленно обернулась.

Соседка подбежала, обняла её.

— Только что санитарная помчала на полигон. Будто бы твоего Лёшу снарядом…

Она бежала по улице без крика. Чёрные волосы вставали густой копной, падали на глаза, и от этого ей казалось, что всё впереди: улица, белостенные низкие мазанки, деревья — покрыто чёрным туманом.

«А может, спутали, может, кто другой, не он», — проносилось в голове.

«Два раза похоронную получала — всё жив был. Неужто сейчас…» — кричало в ней.

Шёл последний день инспекторской поверки. На сегодня были назначены стрельбы. Рота Афанасьева, вот уже четыре года подряд занимавшая первое место в округе, решила и на этот раз удержать этот почётный рубеж.

Начали хорошо. Первый, второй, третий экипажи отстрелялись на «отлично». Командир части подмигивает Афанасьеву, ус свой будённовский покручивает — доволен. Наконец, остался последний танк изо всей роты. Командир доволен — уже есть семьдесят процентов отличных оценок. Теперь даже если этот последний пальнёт в чистое небо, первое место всё равно обеспечено роте Афанасьева.

— Ну, пускайте своего замыкающего, капитан, — сказал Афанасьеву поверяющий полковник, пытаясь разглядеть через щель блиндажа машину, выходившую на исходный рубеж.

— Погрузить боеприпасы, — тихо скомандовал в микрофон Афанасьев.

Полковник нажал на кнопку секундомера. Снаряды погрузили быстро, завели двигатель, рванулись вперёд. «Пока слава богу», — подумал Афанасьев, но поймал себя на том, что волнуется пуще прежнего. И волновался он не без основания. Наводчик в этом танке был прямо никудышный, почти год служил в хозчасти, сапожничал, и на тебе — за неделю перед инспекторской поверкой его подкинули Афанасьеву.