Михаил Салай - По знакомым дорогам

В штаб соединения скоро прискакал Попов и доложил, что с запада от Добрянского леса, в селе Глубоцком, замечены гитлеровцы с танками и кавалерией. Кольцо замкнулось. Ах, если бы мы были в другом лесу, попросторней, поглубже! А этот лес похож на остров среди полей, окружавших его вместо воды. Со всех сторон открыт для удара! Можно и нужно это было заранее предусмотреть, а сейчас уже не поправишь.

Да ведь и партизаны, хоть они и способны вынести все, люди, а людям надо было дать после ночного марша с боями передышку, надо было поесть хоть холодного, раз отказались от костров ради скрытности.

Фашисты будут всячески провоцировать нас на то, чтобы мы обнаружили себя. Они не сомневались: мы здесь, в лесу, больше нам негде было укрыться, а следы мы оставили заметные: и в Деревинах, и на переезде. Но костер, стрельба — это конкретные цели. Да, они будут стараться выяснить конкретные цели, вывести нас из себя, значит, наше дело — не позволить им добиться этого! Лес хоть и невелик для маневра, а все же — лес, наш дом, и, пока мы в его гуще, враг нас не видит, не ведает, где мы, боится нас. Молчать, держать врага в страхе!

Сначала в целях разведки фашисты послали в лес мирных жителей — двух женщин и двух мужчин. Крестьяне не дошли до нас, попрятались от вражеских наблюдателей за деревьями, посидели с часок, возвратились и, похоже, сказали, что никого не обнаружили.

Двумя цепями гитлеровцы сами пошли к лесу через луг. Когда они были уже недалеко, пулеметчик Мамет Байрамов нервно крикнул Каменскому:

— Командир! Давай команду стрелять!

— Нельзя!

Обошлось без выстрелов, которые могли перерасти в бой, втянуть в него всех, а у нас была совсем другая задача — дойти до Полтавщины и там действовать согласно приказу. Гитлеровцы начали поворачивать в каких-нибудь ста метрах от нашей цепи. Многие партизаны вскинули винтовки и автоматы, чтобы стрелять им в спину, но Каменский и Косенко замахали кулаками по сторонам, предотвращая стрельбу.

— Наступают — не стреляй, отступают — не стреляй, — ворчал Байрамов. — Стихи пишут про фрица — сколько раз увидел, столько убей. Я вижу, а приказ — не стреляй!

Трудно бывает на войне бороться с эмоциями, с переживаниями бойца. Желание угостить захватчика пулей кажется ему разумнее всяких объяснений. У этого бойца, может быть, убили родных: мать, сестру, брата, может быть, друга, может быть, захватили город, где он рос и жил, его родной дом, может быть, он видел на своем военном пути рвы с телами расстрелянных фашистами детей, сожженные деревни с сотнями печных труб над пепелищем, где когда-то звучали человеческие голоса… И пусть безымянными остались для него расстрелянные, вместо хат которых теперь стояли на земле только каменные рощи труб, все равно он был полон ненависти к врагу и желания отомстить за все его злодейства.

Но тактическая задача требовала, чтобы мы не принимали боя в Добрянском лесу, где фашистам удалось окружить нас. Бой, самый мужественный, все равно мог поставить точку в истории только что родившегося партизанского соединения. Недаром из УШПД нам так часто напоминали: «Не ведите открытых боев. Сохраняйте партизан. Больше пускайте под откос поездов, выводите из строя паровозы, это самое главное, закройте движение!» Для этого наше рейдовое соединение и шло на Полтавщину, но туда надо было еще дойти.

Бой в Добрянском лесу был выгоден гитлеровцам, они нас вызывали на этот бой. Обсудив в штабе сложившуюся ситуацию, мы решили — до самой критической минуты не обнаруживать себя, но использовать время с толком, создать круговую оборону на случай, если фрицы отважатся войти в лес, и дать им хороший отпор.

В оборону, в помощь отрядам, расположившимся по всем сторонам Добрянского леса, мы поставили даже разведчиков соединения; они держали рубеж с юга, против Мостков. Все дороги и просеки, ведущие в лес, заминировали. Диверсионные группы Тарновского проникли в тыл к гитлеровцам и заминировали некоторые дороги, по которым они могли подбрасывать подкрепление к Добрянскому лесу…

Мы поехали по отрядам, чтобы объяснить обстановку и поднять дух наших партизан, сказать, что командование ищет выход из леса, окруженного гитлеровцами. Это было правдой. Мы разведывали, нет ли где неизвестной, не помеченной на картах дороги, лес всегда полон тайн, в том числе и таких — вдруг в самом глухом его закутке обнаруживается дорога, накатанная какими-нибудь стихийными дровосеками. Пока ничего похожего не было, но Кочубей разрабатывал оперативный план выхода, а «майор» Мейтин, получив задание досыта накормить партизан перед возможным походом, ломал голову, как это сделать. Костры все еще оставались для нас запретными.

А гитлеровцы считали, что не выпустят свою добычу из Добрянского леса, оказавшегося для нас ловушкой. Быть может, от этой уверенности и не торопились с атакой, оберегали себя от излишних потерь. Из Кусей вернулся Черныш, его разведданные содержали новые, очень любопытные сведения: фашисты приказали населению приготовить лопаты, чтобы через день-другой зарывать партизан в лесу.

Один отряд здесь уже поплатился жизнью, об этом тоже рассказал нам Черныш… В сорок втором году в этом лесу был партизанский отряд, который так и назывался — Добрянский. Кроме того что он был малочисленным и не очень-то вооруженным, гитлеровцам удалось заслать в него шпиона, который и передал им эти радостные для них цифры — отряд слаб. Все равно, однако, он героически сражался три дня. Убили командира, тяжело ранили комиссара, и он умер в лесу.

«Так будет и сейчас!»— говорили немцы.

Конечно, нас было больше, чем местных партизан в отряде прошлого года, и вооружены мы были несравненно лучше, но ведь и фашисты стянули сейчас сюда куда более внушительные силы. Конечно, наступление наших войск на фронте, перемена общего положения меняли психологию и самих гитлеровских солдат, но это были лишь одиночные случаи. Их и оценивать можно было с точки зрения психологической, а не оперативной…

А такие случаи были!

В одном из отрядов, например, нам доложили, что в лес пришел немец и сдался в плен. Он оказался переводчиком, служил у гитлеровского коменданта в Добрянке, соседнем селе. Мы пригласили его сесть и рассказать все по порядку. Рассказ короткий. Фашисты готовятся к большому наступлению. Он пришел предупредить нас. Он их ненавидит. «Я не хочу больше им служить, хочу бороться против них, прошу поверить мне! Да, я сотрудничал с ними, подчинялся и хочу смыть свою вину. Я не боюсь, что меня могут завтра убить, как и всех вас, я иду на это сознательно!» Родом он был из немцев Поволжья.