Михаил Салай - По знакомым дорогам

Смоленский лес, окружение… С четырьмя бойцами младший лейтенант вышел из окружения, а дальше? Несмотря на свирепые вражеские облавы, Шакута вывел бойцов в черниговские урочища с надеждой найти партизан. Не удалось. Бойцы болели. Двое остались в Сеньковке, двое в Кирилловне, а сам Григорий добрел до своей Лемешовки. Не для того чтобы успокоиться. Очень скоро вступил в подпольную группу, которая слушала радио, вела среди населения беседы о положении на фронте, опровергая фашистские преувеличения, рассказывала о зверствах гитлеровцев на нашей земле, собирала оружие для передачи партизанам или организации своего отряда.

Когда разведчики Дунаева проникли в Лемешовку, Григорий установил с ними связь и не только сам ушел в отряд, но и увел с собой молодых подпольщиков Анисенко, Калашникова, Письменного и еще нескольких добровольцев.

Это Григорий Шакута, в совершенстве зная наши и вражеские мины, стал у нас первым учителем партизанских подрывников. Многие операции с подрывом мостов, эшелонов, автомашин он провел сам. Я о них еще расскажу, а пока вернусь в Добрянский лес…

В числе тех, кто пришел из села Будище, были два брата Неборачко, и один из них, Максим, привел нас к могиле командира и комиссара бывшего Добрянского отряда. Его попросил об этом Негреев, услышав, что Максим хорошо знает этот лес, знает, где находится и партизанская могила. Шли по узкой лесной тропе. Подойдя к могиле, сняли шапки, опустились на одно колено, постояли, почтили память своих незнакомых товарищей, защитников Родины. Помню, возвращались, долго неся шапки в руках, как от близких родных, принятых этой действительно сырой после весенних дождей землей.

Молчание прервали мы с Негреевым, заговорив с Максимом о том, не знает ли он не открытого, а вроде бы тайного выхода из этого леса.

— Ну как же! Есть одна просека, — сказал Максим.

Я остановился:

— Какая просека?

— Вон там, у Мостков, растет сосновый лесок, молодой, а через него тянется просека…

— Подожди.

Я вынул карту — молодой лесок есть, но никакой просеки в нем не обозначено. Это была немецкая карта, из планшета офицера, убитого недавно. Как раз то, что нужно! Это нам на руку.

— Подводы по ней пройдут, по этой просеке?

— Подводы? Да, с трудом, конечно, но пройдут.

— Без труда не вытянешь и рыбку из пруда.

— И окажемся близко к Мосткам, а там большой гарнизон гитлеровцев с танками и бронемашинами, — сказал Негреев. — Бросятся на нас, отрежут путь.

— Не каркай. Не похоже на тебя.

Гитлеровцы усиленно обстреливали из орудий наш лагерь, то место, где стоял штаб. Я распорядился перенести штаб почти на опушку леса, за ней и начинался молодой сосняк. Я уже принял решение — воспользоваться просекой, о которой сказал Максим Неборачко. Тем более что для противника мы двигались в совсем неожиданном направлении, будто глубже залезали ему в пасть. Он к этому никак не готовился, еще не приучился к мысли: от партизан жди всего. Посоветовался с Негреевым еще раз, с Кочубеем, послали разведку — проверить просеку. Проводником группы Дунаева был Максим, перед которым я, как вспомню его, так и снимаю мысленно шапку за знание родного леса, за то, что не испугался ни болотных троп, ни ответственности.

Максим Неборачко у нас в соединении выполнил немало ответственных заданий и был награжден позже орденом Красной Звезды.

…Обстрел леса все усиливался, и ясно становилось, что эта ночь, а тем более завтрашний день не будут спокойными. Лес загорался. Конечно, сырая листва не давала пожару неудержимого разгона, но если гитлеровцам удастся поджечь лес еще в нескольких разных местах, нам станет хуже. Пока, правда, пожаром воспользовался наш находчивый «майор». Его повара развели костры на полянах среди горящего леса и сварили обед. Поели горячего.

Начало темнеть. Вернулся Дунаев, доложил, что просека проходима, обоз пропустит. Я велел Дунаеву расставить разведчиков вдоль всей просеки, чтобы не было никакого подвоха для колонны, а отрядам — готовиться к маршу. И тут припустил такой дождище, что лесные костры стали гаснуть!

То ли природа помогала нам, то ли просто счастье улыбалось, но во всяком случае мой ездовой Василий Иванович Погуляй хоть и шутя, а говорил:

— Господь он знает, кому помогать!

Шумный, густой, долгий дождь был, конечно, очень кстати. Без единого выстрела, под носом у фрицев, мы вышли из леса на далекий луг. И тут дождь кончился, тучи разогнало, ярким утренним светом, какой обычно бывает в самом начале солнечного дня, враз окинуло всю землю… А перед нами — село Ильмовка, и в нем полицейские, мобилизованные для уничтожения партизан в Добрянском лесу. Всю ночь они несли вахту на дорогах, а сейчас сели завтракать, не предполагая, что мы уже вышли из леса. Видно, что просека была им незнакома.

Андрей Дунаев получил задание решительным ударом уничтожить полицаев.

Он взял с собой всю конную разведку, переодетую в полицейскую форму, сам, понятно, тоже переоблачился и без происшествий въехал в Ильмовку. Полицаи начали выглядывать, выходить из хат на улицу, едва появился перед их штабом незнакомый отряд. Дунаев привстал на стременах и воскликнул:

— Господари! Я привез вам приятное известие. Зовите всех!

Почти все и так уже были на улице, к ним прибавились остальные из соседних хат. Тогда Андрей поднял руку к шапке, и по этому сигналу партизаны начали стрелять из автоматов. Полицаи обрели невиданную прыть, пустились врассыпную. Убитые падали.

Мы пошли дальше. Крестьянки выносили партизанам хлеб и молоко. Впереди ждал нас большой Тупичевский лес, но до него надо было еще с боем пройти Владимировку, буквально прорваться через нее. Село лежало среди болот — не обойдешь.

Вот уже показалась маковка церкви. В селе — вражеский гарнизон, говорили, не меньше ста человек. Но… выбор у нас был один — быстрее выиграть этот бой, сделать его коротким.

По испытанному методу перед селом я развел свои отряды, чтобы нанести удар с разных сторон. Разведка, пешая и конная, оставалась при мне, я мог сразу бросить ее туда, где будет нужней поддержка. Первый и второй отряды пробрались к Владимировке через болота, иногда люди проваливались в трясину по грудь, многие буквально ползли, тяжело пришлось нашему новому, еще не совсем здоровому партизану Константину Малову, но товарищи помогли, и скоро с обеих сторон села партизаны вышли на огороды, можно сказать, на наши ударные позиции.

Не задерживаясь, ворвались в село. Сильная стрельба и взрывы гранат послужили сигналом для нас — вперед! Бой был короче, чем я думал. Гитлеровцы сопротивлялись неорганизованно. Когда я подъехал к их штабу, то увидел вокруг много убитых. Мне показали труп начальника полиции. А где начальник гарнизона? Никто не знал.