Василий Казаков - На переломе

Вечером 4 октября в блиндаже у Рокоссовского собрались член Военного совета армии А. А. Лобачев, начальник штаба М. С. Малинин, начальник особого отдела В. С. Шилин и я. Только что мы начали обсуждать создавшееся положение, как в блиндаж вошел заместитель командующего армией по военно-воздушным силам и с ним летчик, приземлившийся в районе нашего командного пункта.

Летчик привез распоряжение, подписанное И. С. Коневым, по которому мы должны были к исходу 5 октября выйти на восточную окраину Вязьмы, сдав свой участок 20-й армии. При этом сообщалось, что в распоряжение 16-й армии будут переданы в районе Вязьмы пять стрелковых дивизий. 16-я армия должна была наносить удар через Юхнов и уничтожить противника, прорвавшегося к Калуге. Распоряжение было написано на клочке бумаги, и уж только одно это говорило, что творится в вышестоящем штабе.

Последующие события показали, что, ставя нам такую задачу, командование фронтом имело скудное представление о сложившейся обстановке и совершенно не учитывало реальных возможностей войск. Но эти выводы родились позже. А в тот вечер, получив распоряжение фронта, все мы стремились к одному: выполнить приказ как можно быстрее и лучше. И если нам не удалось решить поставленную задачу, то уж, во всяком случае, не по вине командования армии.

Прибыв в указанный район, штаб армии расположился восточнее Вязьмы и все еще не имел связи со штабом фронта. Дивизии, которые должны были войти в подчинение 16-й армии, выдвигались на рубеж западнее города. Помню, когда наш штаб сосредоточивался под Вязьмой, к нам еще до наступления темноты заехал начальник оперативного управления фронта генерал-лейтенант Г. К. Маландин. Сведения об обстановке в армиях у него были весьма неопределенные. Подтвердив решение фронтового командования нанести удар по противнику в направлении Калуги силами 16-й армий, он уехал разыскивать штаб фронта.

Рокоссовский и Лобачев решили поехать в Вяземский районный комитет партии и оттуда связаться с Москвой, чтобы уточнить общую обстановку и задачу армии. Но через какие-нибудь пять минут после их приезда в райком в городе появились немецкие танки. Это были передовые части 3-й и 4-й вражеских танковых групп. 7 октября к Вязьме подошли и главные силы противника, отрезав наши войска, находившиеся западнее и юго-западнее города. Это явилось для нас крупной неудачей в первые дни битвы под Москвой.

Рокоссовский и Лобачев, не задерживаясь, объехали занятые немцами улицы и вернулись в штаб.

Не стало связи ни со штабом фронта, ни с войсками, оборонявшимися западнее Вязьмы. Между штабом армии и ее дивизиями действовали войска противника. Рокоссовский собрал ближайших помощников и объявил свое решение послать в войска офицеров штаба. Они должны были пробраться через занятую немцами территорию и поставить дивизиям задачу на прорыв в северо-восточном направлении. Штаб армии командующий решил перевести в Туманово, расположенное в 8—10 километрах от автострады — между Вязьмой и Гжатском.

Назначенные начальником штаба М. С. Малининым офицеры отправились в дивизии. Штаб армии переехал в Туманово и оставался там до утра, ожидая донесений от войск. Связи все еще не было, хотя начальник связи армии полковник П. Я. Максименко делал настойчивые попытки установить ее. А пока мы сидели в Туманово, до нас стороной дошли сведения, что немцы уже в Гжатске. Западнее Вязьмы нам удалось связаться с 18-й ополченской дивизией Ленинградского района Москвы под командованием генерал-майора П. Н. Чернышева. Дивизия, получив задачу, начала пробиваться в направлении Туманово, к нам.

Утром 7 октября Рокоссовский приказал выслать несколько групп разведчиков в направлении Гжатска и на автостраду восточнее Туманово. Подойдя к автостраде, разведчики наткнулись на немецких автоматчиков. Завязалась перестрелка. Наши бойцы вернулись к середине дня и доложили, что на автостраде уже хозяйничают немцы.

К. К, Рокоссовский созвал расширенный Военный совет. Собрались мы в полуразрушенном блиндаже в лесу, где до нас располагались какие-то тыловые части. Шел мелкий холодный дождь. Перекрытие блиндажа кое-где протекало. Было сыро и неуютно. Но с временными неудобствами можно было мириться. Мы ведь не собирались задерживаться в Туманово.

Беспокоило другое. Дожди не сулили ничего хорошего. Нам предстояло двигаться по проселочным и лесным дорогам, которые очень скоро стали труднопроходимыми. А это предвещало новые беды.

Экстренное заседание Военного совета было примечательно противоречивостью мнений его участников. Первым обсуждалось предложение организовать сильный отряд из личного состава штаба и полка связи и с боем прорываться по автостраде на Гжатск. Многие надеялись найти там штаб фронта. Рокоссовский с едва уловимой улыбкой спокойно слушал каждого говорившего, и нельзя было понять, как он относится к этому плану. Кстати, член Военного совета Лобачев накануне тоже считал, что штаб фронта находится в Гжатске, и пытался лично убедиться в этом. Он поехал в Гжатск на броневике, минуя автостраду. Но вблизи города его обстреляли из малокалиберной противотанковой пушки. В броневик попало три снаряда. Один из них угодил под сиденье, замотался в ветоши и не взорвался. Хотя дивизионному комиссару повезло, все же нетрудно догадаться, как он себя чувствовал.

Но вернемся к заседанию Военного совета. Некоторые предлагали оставаться на месте и ждать подхода наших дивизий из-под Вязьмы, а когда они прибудут, начать активные действия.

Все ждали, что скажет командующий, какое из двух предложений он примет. Но Рокоссовского не удовлетворило ни одно из них.

В воцарившемся молчании он спокойно и уверенно объявил свое решение, простое, ясное и, пожалуй, единственно правильное в создавшейся тогда обстановке.

Константин Константинович отверг план прорыва к Гжатску по автостраде, так как это не сулило ничего, кроме бесславных жертв и разгрома штаба. Судя по данным разведки, количество войск противника на автостраде и в самом Гжатске с каждым часом увеличивалось. Сидеть же на месте и пассивно ждать, когда подойдут наши дивизии, командарм не хотел. В такой запутанной и быстро менявшейся обстановке это означало надеяться на авось, что было не в характере Рокоссовского.

Командующий решил отвести штаб на 20–30 километров от автострады и обойти Гжатск с севера, рассчитывая выйти в расположение своих войск. По решению Рокоссовского были организованы три колонны из личного состава штаба и рот полка связи. Центральную колонну возглавлял сам командующий. Вместе с ним отправлялись член Военного совета А. А. Лобачев и начальник штаба М. С. Малинин. Левой колонной командовал, кажется, командир полка связи. Командовать правой колонной было приказано мне.