Павел Астапов - Будни учителя [litres]

– Даже компьютер? – недоверчиво зажмурил правый глаз Денис.

– Да хоть приставку, – поставил точку в обсуждении я.

– А вас можно? – уже выходя из класса, все же решила поинтересоваться Юля.

– Можно и меня, – киваю и продолжаю раздавать карточки уже для шестого класса.

– Отлично, тогда либо про вас, либо про морскую свинку напишу, – улыбается девочка и выскакивает в коридор.

Сочинения получились очень хорошие. Наверное, именно эта самая полная свобода выбора заставила детей включить фантазию на полную катушку. Особенно про меня удалось. Между мной и морской свинкой Юля все же остановила свой выбор на мне.

По-моему, явный успех. А чего добились вы?

Но даже ее работе было очень далеко до сочинения Светы о бабушке.

В некоторых сочинениях бывает видна душа. Вот это как раз и было одно из них, тех немногих.

Бабушка Светы прошла войну медсестрой, в мирное время работала в сельской поликлинике, воспитала шестерых детей. Муж Глафиры, а именно так звали героическую женщину, трагически погиб незадолго до взятия Берлина, но даже несмотря на это она успевала уделять внимание и детям, и корове Машке, и козе Поле, следить за курами и гусями, выращивать на огороде все необходимое, ходить в лес за сладкими ягодами и ароматными грибами, готовить заготовки на долгую сибирскую зиму. Сейчас бабушка Глафира живет уже не в деревне, а в городе, но все равно даже в таком почтенном возрасте она продолжает помогать всей семье. Света гордится своей бабушкой и мечтает быть похожей на нее.

А я гордился Светой, точнее Катей, ведь ее сочинение про бабушку Глафиру с коровой Машкой и козой Полей я прочитал первым пару минут назад.

К чести Кати со Светой стоит сказать, что они подошли к списыванию творчески: одна выкинула тут пару слов, вторая из следующего предложения кусок опустила. Не прикопаешься!

– Но у нас не слово в слово все одинаковое, – возмущалась Катя, когда перед следующим уроком я устроил внучкам героических бабушек допрос с пристрастием. – У нас просто похожие бабушки, мы сами удивились.

– То есть вы хотите сказать, что у вас обеих бабушек зовут Глафира?

– Да, – неуверенно ответила Света, которая начала думать, что лучше бы она все же остановилась на описании кошки, как изначально и хотела.

– И родились они в один год, в одном селе, и вся история жизни у них совпадает до мельчайших подробностей?

– Ну да, – радостно кивнула Катя, которая надеялась, что до меня, наконец-то, дошло. – Такое бывает.

– Угу, бывает, – буркнула себе под нос Света. – Павел Викторович, я списала сочинение из Интернета, простите, пожалуйста, можно я на следующий урок свое принесу?

– Можно, – конечно же, согласился я. – Ну а ты что? – повернулся я к Кате, которая, несмотря на признание подруги, не потеряла присутствие духа.

– А я что? – удивилась пятиклассница. – Я ниоткуда не списывала.

– Но Света же только что призналась, что взяла весь этот рассказ из Сети, – теперь уже настало мое время удивляться стойкости девочки. – Точно такой же рассказ.

– А вы не думали, что, может быть, это о моей бабушке в Интернете написали?

Честно скажу: не думал!

На второй год работы в школе к моему пятому и шестому добавилась литература в десятом классе. «Война и мир», «Преступление и наказание», «Отцы и дети» и прочие шедевры, изучаемые именно на десятый год обучения в школе, и так не всегда легко даются ученикам, но в данном классе ситуация была просто плачевная.

Каждый раз, когда я задавал какой-нибудь вопрос по прочитанному тексту или интересовался, что школьники думают о том или ином герое, создавалось ощущение, что дети с трудом сдерживаются, чтобы не ответить:

– Ничего! Ничего мы не думаем.

Уроки с десятиклассниками отлично описывают строчки из песни Аллы Борисовны Пугачевой: «Крикну, а в ответ тишина!» Только у окна плакала не женщина, а я.

Любой, даже самый маленький ответ приходилось буквально щипцами вытаскивать изо рта. Какие уж там развернутые высказывания и суждения, «да» и «нет» уже были настоящим праздником. А уж если в процессе занятия возникал вопрос «почему?», можно было спокойно выходить из кабинета и выключать свет.

Зачем зря электроэнергию тратить, ответа все равно не дождешься.

Создавалось ощущение, что в девятом классе их указкой по пальцам били за неправильный ответ. Никакой попытки самостоятельно мыслить, начинаем копаться в записях, листать учебник в надежде найти нужный ответ.

Пришлось работать над тем, чтобы доказать, что свое мнение в учебнике найти нельзя, на то оно и свое. И процитировать высказывание умного дяди, жившего в девятнадцатом веке, конечно, бывает полезно, но раскинуть своими мозгами и попытаться самому проанализировать тот или иной эпизод и сделать собственные выводы все же гораздо интереснее.

Когда класс привык к тому, что я готов выслушивать ИХ мнение и не пытаюсь навязать свою точку зрения, с неизменными «Пушкин считал», «Достоевский утверждал» и прочими ультимативными суждениями, дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Они заговорили. Не все, конечно. Но ощущение, что разговариваешь с экспонатами греческого зала пушкинского музея, пропало. Стали даже споры возникать, дебаты с отстаиванием своей позиции.

– Пока вы можете доказать свою точку зрения примерами из текста, она имеет право на жизнь, – неизменно повторял я, пытаясь сподвигнуть старшеклассников на участие в обсуждении. – Даже если я с ней не согласен.

Как доказал один случай, кусок с «примерами из текста» некоторые особо увлеченные спорщики пропустили мимо ушей.

«Война и мир». Один из последних уроков по произведению. С дубом уже встретились, на небо Аустерлица полюбовались, начинаем набирать материал к сочинению. Обсуждаем образ Наташи Ростовой.

Кто-то рассказал про детство, другой сконцентрировался на поведении героини в Москве во время войны 1812 года, третья негодует из-за финала романа, в котором Наташа, по мнению ученицы, растеряла все свое очарование.

– А можно мне сказать? – поднимает руку Алена, почти до самого конца урока не принимавшая участия в дискуссии, что для нее было совершенно не характерно, так как с самых первых уроков она была одной из немногих, кто всегда был готов ответить. – Я считаю, что Наташа Ростова – дура! – ошарашила всех присутствующих девушка.

У нас, конечно, были резкие высказывания и в адрес Обломова, и Раскольникова, но «дураками» до сегодняшнего дня еще никто не разбрасывался.

– Да, самая натуральная дура, – завладев всеобщим вниманием, повторяет Алена и впивается в меня дерзким взглядом, наверное, ожидая, что я начну возмущаться и тут же брошусь на поддержку героини Толстова.