Оливер Сакс - В движении. История жизни

Огромное спасибо за то, что прислали мне свою замечательную статью про художника с цветовой слепотой… И хотя это, как Вы предупредили в письме, не вполне научная статья, она вызвала огромный интерес у моих коллег, а также друзей – ученых и философов. Мы пару раз обсуждали статью в группе, после чего я беседовал по ее поводу с разными людьми.

Он добавил, что отправил копию статьи вместе со своим письмом Дэвиду Хубелю, который вместе с Торстеном Визелем осуществил пионерскую работу по исследованию корковых механизмов, лежащих в основе зрительного восприятия. Мне было приятно узнать, что Крик таким образом организует общее обсуждение нашей работы, нашей «истории болезни». Тем самым он дал мне почувствовать, что наука – это общее дело, связывающее международное братство ученых, которые делятся друг с другом результатами своей работы, думают о работе друг друга, а Крик в этом братстве играет роль центрального звена, объединяющего всех и вся в мире нейронауки.

Крик продолжил:

Конечно, самая интересная вещь – это потеря мистером И. субъективного чувства цвета, равно как и отсутствие цвета в его эйдетическом воображении и в снах. Это с совершенной ясностью показывает, что важнейшая часть аппарата, необходимого для последних двух процессов, также необходима и для восприятия цвета. В то же время он отлично помнит названия цветов и хранит цветовые ассоциации.

Затем Крик обстоятельно изложил суть ряда работ Маргарет Ливингстон и Дэвида Хубеля, выделив отдельно их теорию трех стадий на ранних этапах моделирования цветового восприятия, и предположил, что у мистера И. было повреждение на одном из этих уровней («кляксы» в зрительном уровне коры V1), где клетки особенно чувствительны к недостатку кислорода (вызванному, вероятно, небольшим инсультом или даже отравлением угарным газом).

Крик закончил:

Ради Бога, извините за столь длинное письмо. Мы можем поговорить обо всем этом по телефону, после того как Вы все переварите.

Боб, Ральф и я были загипнотизированы этим письмом. Каждый раз, когда мы брались перечитывать его, оно казалось все более глубоким и содержательным; и нам подумалось – нужно несколько десятилетий, чтобы реализовать все сделанные Криком предложения.

Связавшись со мной через несколько недель, Крик упомянул два случая, описанных Антонио Дамасио: в первом из них больная утратила способность к цветовому зрению, но продолжала видеть цвет во сне (позже она вновь обрела цветовое зрение).

Далее он писал:

Рад… узнать, что Вы планируете продолжить работу с мистером И. Все вещи, упомянутые Вами, крайне важны, особенно результаты сканирования… Среди моих друзей пока нет согласия в вопросе по поводу того, какое повреждение могло бы быть причиной ахроматопсии. В порядке рабочей гипотезы я предложил «кляксы» уровня V1 и последующую дегенерацию на более высоких уровнях, но подтвердить это сложно, поскольку мало что видно на сканировании (что-то можно было бы увидеть, если бы уровень V4 был поврежден). Дэвид Хубель склоняется к повреждению именно уровня V4, но его предположение предварительно. Дэвид ван Эссен говорит, что подозревает зону более высокого уровня.

Крик завершал письмо:

Мораль такова, что нам может помочь только тщательное психофизическое исследование плюс четкая локализация повреждений. К настоящему же моменту мы не в состоянии понять, как стоит изучать цветовое воображение и сны у тех же обезьян.

В августе 1989 года Крик писал мне: «В настоящее время я пытаюсь разобраться с феноменом цветочувствительности, но к настоящему времени он остается для меня столь же загадочным, что и раньше». Он приложил к письму рукопись статьи «К нейробиологической теории сознания», одну из обзорных работ, которые он писал в сотрудничестве с Кристофом Кохом из Калифорнийского технологического института. Я был польщен тем, что рукопись прислали именно мне, а также тем фактом, что в развернутой дискуссии относительно того, как приступить к этому чрезвычайно сложному предмету, они, в качестве инструмента, говорили об исследовании нарушений зрительного восприятия.

Статья Крика и Коха была предназначена для ученых-неврологов и на нескольких страницах содержала огромную информацию, будучи весьма плотной и в высшей степени насыщенной техническими проблемами. Но я также знал, что Крик мог писать и вполне доступные вещи, полные остроумия и личного участия. Эти качества особенно были присущи двум его ранним книгам: «Жизнь как она есть» и «О молекулах и человеке». Поэтому я тешил себя надеждой, что своей нейробиологической теории сознания он сможет придать более популярную и доступную форму, обогатив ее примерами из клинической практики и ежедневного бытия.

Так он и сделал в своей книге 1994 года «Поразительная гипотеза».

В июне 1994 года мы вместе с Ральфом в Нью-Йорке встретились с Криком за обедом. Разговор вышел разносторонний. Ральф говорил о своей текущей работе, исследованиях зрительного восприятия у обезьян, а также делился мыслями о фундаментальной роли хаоса на нейронном уровне; Крик Фрэнсис рассказывал о своей с Кохом все расширяющейся совместной работе и о последних теориях относительно корреляции нейронной системы и сознания; я же рассказывал о своей предстоящей поездке на Пингелап, где огромное количество людей, почти десять процентов населения, страдали полной цветовой слепотой. Я собирался отправиться туда с Бобом Вассерманом и Кнутом Нордби, норвежским психологом, занимающимся проблемами восприятия; как и аборигены острова Пингелап, Нордби от рождения был лишен располагающихся в сетчатке рецепторов, отвечающих за восприятие цвета.

В феврале 1995 года я послал Фрэнсису экземпляр своего только что вышедшего из печати «Антрополога на Марсе», который содержал развернутую версию статьи «Случай с художником, пораженным цветовой слепотой», значительно улучшенную благодаря тому, что мы с ним обсуждали эту историю. Я также рассказал ему кое-что из моих впечатлений об острове Пингелап, а также о том, как мы с Кнутом пытались понять, какие изменения в его мозге могли произойти в связи с ахроматопсией. Поскольку в его сетчатке отсутствовали цветовые рецепторы, не атрофировались ли у него центры, отвечающие за конструирование цвета? Или они перестроились, чтобы выполнять иные визуальные задачи? Или они все еще ждут, когда к ним поступит соответствующая информация, и это вполне осуществимо, если применить электрическую или магнитную стимуляцию? И если это сделать, то, может быть, Кнут впервые в жизни увидит цвет? Поймет ли он, что это именно цвет, или же этот визуальный опыт будет слишком новым и ошеломляющим, чтобы его можно было подвергнуть категоризации? Такого рода вопросы, мы знали, могли страшно взволновать и Фрэнсиса.