Александр Розен - Времена и люди. Разговор с другом

— Вы… да что же это в самом деле?! Командир корпуса… Господи!.. Да что же он, меньше вашего понимал?

— Этого я не сказал, — ответил Кирпичников. — Но полагаю, что в клеветнике я правильно разобрался.

— Не то, не то! — закричал Бельский. — Раз есть признание, что под Новинском промахнулись, так какая же теперь клевета?

— Еще раз докладываю, товарищ генерал-майор, — сказал Кирпичников. — Под Новинском я не был, но клеветника за версту чувствую. Да и человеку ли с такой репутацией, как у майора Федорова, писать статейки по журналам? А уж печатать их просто вредно…

— Какая репутация? О чем это он? А? Рясинцев!..

— Слушаюсь, товарищ генерал, — сказал Рясинцев и подошел ближе, словно и в самом деле собирался перевести слова Кирпичникова на язык, понятный Бельскому.

У Рясинцева был вид холодного исполнителя. Но на душе у него, как и в прошлый раз, когда Кирпичников сочинял свой проект отзыва, все горело: «Ведь вот же человек! Вот кремень! Ведь он Бельскому, самому Бельскому, то есть, по сути дела, может быть, уже командиру корпуса, как отвечает, — не отвечает, а просто намекает, и даже не намекает, а дает понять, что снова сам берется за Федорова. «Репутация…» Неужели же с какой-то другой стороны Федоров уязвим?..»

Рясинцеву вдруг безумно захотелось покороче сойтись с Кирпичниковым. Правда, при его чопорности это трудно… Ну тогда услужить ему чем-нибудь, помочь! Да, именно Кирпичникову, а не Бельскому!

Вот до какой степени было все сбито в этот день. После обеда Бельский лег отдохнуть, но вставал поминутно и все подходил к телефону, который молчал, словно его заколдовали.

И только в восьмом часу вечера раздался тот самый телефонный звонок, которого ждал Бельский, и одновременно пришла шифровка. Приказом от такого-то числа командиром Новинского Краснознаменного корпуса назначался генерал-майор Северов.

— Северов? — переспросил Бельский. — Генерал-майор Северов?

Сколько раз затем он вспоминал в подробностях эту минуту и каждый раз, вспоминая, испытывал чувство отвращения к самому себе только потому, что тогда, в последнюю минуту, не удержался и переспросил. Ему казалось, что на весь округ было слышно, как он переспросил: «Генерал-майор Северов?»

И почти сразу же он помчался в Ленинград. Перед этим Бельский только успел отдать кое-какие распоряжения и сказать Ветлугину, что ночевать в Вересках не будет. Это он решил мгновенно вслед за телефонным разговором и шифровкой. Как будто на мгновение вспыхнул магний, и в его ослепительно белом свете Бельский увидел только одного человека, которому он может сейчас довериться и который все поймет. Этим человеком была Мария Филипповна.

Всю дорогу он был молчалив и внутренне спокоен в ожидании встречи. Он даже не думал о том, что́ скажет жене. Она ведь поймет все без слов, с первого взгляда.

Василий, шофер, жал на «всю катушку», надеясь вкусно закусить и хорошо выпить. Два-три раза он уже ездил сюда с Бельским, и каждый раз так бывало. Но сейчас командир дивизии не позвал его с собой, а приказал утром подать машину. Василий мрачно выслушал и только недовольно поежился.

Бельский легко поднялся на третий этаж и позвонил. Дверь открыла Мария Филипповна. Выражение ее лица было ласковым и приветливым. Увидев мужа, она улыбнулась.

Бельский сразу же нахмурился. Он нахмурился не потому, что улыбнулась Мария Филипповна, — он любил ее ласковость и приветливость, а потому, что Мария Филипповна не поняла его, как он этого ожидал, с первого взгляда и без слов.

Он свирепо сбросил шинель и двинулся в комнату, но Мария Филипповна вдруг встала в дверях, раскрыла руки и, все так же ласково улыбаясь, спросила:

— А кто у нас в гостях, угадай?

— В гостях? — раздраженно переспросил Бельский.

Но Мария Филипповна и тут ничего не поняла. Она оглянулась, что-то тихонько прошептала, и в ту же минуту у нее под рукой оказался мальчик лет шести.

— Сережа, — сказала Мария Филипповна, — поздоровайся с дядей Федей, дай дяде Феде ручку.

— Что? Кто? Кто такой? — вырвалось у Бельского, но мальчик уже стремительно бросился к нему. Маленький беленький мальчик. Ничего особенного, вероятно сын соседки или дворничихи, ну да, в конце концов, не все ли равно чей… Но как не вовремя, как не вовремя!

Стиснув зубы, он потрепал мальчика по кудряшкам, и тот доверчиво прильнул к его руке.

— Ну как, Федя, нравится? — спросила Мария Филипповна с каким-то непонятным Бельскому торжеством.

— Нравится, нравится…

— Сереженька у нас золотой мальчик, — сказала Мария Филипповна, привлекая его к себе. — Он у нас мальчик послушный…

Сережа таращил глаза на незнакомого дядю, а у Бельского голова кружилась от нетерпения. Он измотался за этот несчастный день, и снова ему приходилось ждать. «Ничего, — думал он, — сейчас придет соседка и заберет свое сокровище…» Но время шло, никто не приходил. У Бельского от злости болело сердце.

Пробило девять, Мария Филипповна заявила, что Сереже давно пора спать.

— Попрощайся-ка с дядей Федей!

Мальчик чинно подал руку и ушел за Марией Филипповной, но вдруг прибежал обратно и снова кинулся к Бельскому:

— Спокойной ночи!

Бельский махнул рукой, даже не поинтересовавшись, почему мальчика укладывают здесь спать. «Что, у него дома нет?» — устало подумал он.

Наконец Мария Филипповна, уложив мальчика спать, вернулась к мужу. Лицо у нее было виноватое, и она в самом деле хоть и считала себя правой, все же чувствовала за собой вину. Правда, взяла она Сережу только на три дня (так Капранов посоветовал — пусть попривыкнет), и все это еще предстояло узаконить, и немало было формальностей впереди, но главное было сделано — Мария Филипповна твердо решила усыновить Сережу. Она была беззаветно в него влюблена и теперь старалась, чтобы мальчик привык к ней и чтобы он ее полюбил. И они, кажется, в самом деле уже поладили. Только Сережа звал Марию Филипповну не мамой, а бабушкой, но это ничего не могло испортить. Главное было в том, что он к ней постепенно привязывался, а она хотела жить для него.

— Тебе в самом деле понравился мальчик? — спросила Мария Филипповна негромко.

— Э, чушь, блажь, бабьи дела… — проворчал Бельский.

— Какая же блажь, Федя? Ты ведь знаешь, я люблю детей, но таких я просто не видела. Он привязался ко мне, и я на этот раз твердо решила…

— Вздор! Вздор! — крикнул Бельский. — Я приехал к тебе по важному делу, а ты…

— Тише, тише, ты разбудишь его, тише же.

— Тише?.. — переспросил Бельский. На какое-то мгновение он почувствовал, как вся кровь бросилась ему в голову. Испытать то, что он испытал за сегодняшний день, и получить дома то, что он получил сейчас! — Чтобы завтра же этого мальчишки здесь не было, дура ты деревенская! — крикнул он, не зная, как обиднее оскорбить жену. Вся ненависть, так мучившая его сердце, сгустилась в один тяжелый комок.