Александр Розен - Времена и люди. Разговор с другом

Но Мария Филипповна была не из тех женщин, которых легко запугать. Она, конечно, боялась Бельского, или, вернее, не столько его, сколько его грубости, но она прекрасно чувствовала свое превосходство над ним. Она даже знала, что умнее его, а главное, что ви́дение жизни у нее шире, что она не связана по рукам и ногам эгоизмом и подозрительностью. Она часто уступала мужу, но только потому, что не знала, для чего ей надо себя отстаивать. Разговор о том, что она хочет взять ребенка и усыновить, возникал у них не раз, и каждый раз Бельский говорил, что теперь не старые времена, что у нас в стране есть детские дома и что в этой системе детей воспитывают как надо. Но теперь, когда мальчик был с ней, когда она слышала его дыхание и боялась за его сон, теперь она чувствовала себя вдвое сильнее. Так же, как она не поддалась панике в войну, так же, как тогда, в эвакуации, она не поддалась тоске, так же стойко Мария Филипповна удержалась и сейчас. Отвернулась от мужа и ушла в свою комнату. Бельский услышал, как щелкнул замок. Это еще больше взвинтило его нервы.

— Вздор, вздор!.. — крикнул он еще раз и со всей силой дернул за ручку двери. Он бы еще и еще раз закричал, может быть, ему удалось бы и дверь открыть, но мальчик заплакал, и Бельский испугался, что в доме могут услышать. Только этого еще не хватало!..

Он отступил. Прошло полчаса. Там, за дверью, было тихо. Да и повсюду была тишина, только из соседней квартиры доносились обрывки музыки: там крутили радиолу. Бельский наконец не выдержал.

— Маша!.. — тихо позвал он.

Никто не отзывался. Он стал просить:

— Выйди же на минутку. Только на одну минуту, — повторял он жалобно. Он почувствовал, что Мария Филипповна подошла к двери, и зашептал: — Я что-то скажу тебе. — Замок щелкнул, дверь отворилась. — Умер Шавров. Тише, тише, — шепотом закричал он, заметив выражение ужаса на ее лице. Мария Филипповна, обеими руками закрыв рот, стояла на пороге. — Я ведь для того и приехал, — сказал Бельский. — Поговорить…

Мария Филипповна быстро подошла к мужу:

— Федя, я же не знала… Такое несчастье… Федя, я всей душой… — Она взяла его руку и ласково ее погладила. — Когда же это случилось?

— Ночью. Кажется, в третьем часу. Он и Маричев, они были вдвоем. Мне позвонили, когда он уже скончался. Почем я знаю, в этот час или раньше?.. Меня не было, меня не было, говорю я тебе, они были вдвоем. Почем я знаю, что там было, о чем они разговаривали, что он говорил перед смертью. Или что Маричев скажет о том, что он ему говорил… а? — Он вопросительно взглянул на жену.

— Федя, о чем ты сейчас думаешь! — укоризненно сказала Мария Филипповна. — Федя, опомнись, зачем ты так, ведь это твои товарищи!

— Товарищи! Ждать, пока они меня сожрут?!

— Зачем, кто? — она не могла найти подходящие слова и все спрашивала: — Зачем, кто?

— Зачем? Потому что они ненавидят меня. Кто? Все — Маричев, Ветлугин, Северов. Ведь у Шаврова с Маричевым речь-то шла обо мне, понимаешь? Все они сговорились…

— Замолчи, Федя, как ты можешь…

— Нет, Маша, поздно молчать, поздно. Я хотел сказать тебе, что командиром корпуса назначен… Что с тобой? — спросил он резко.

Мария Филипповна испуганно взглянула на мужа:

— Ты?

Бельский засмеялся:

— Эх, Маша-милаша! Командиром корпуса назначен Северов. Ясно тебе?

— Ясно, — сказала Мария Филипповна. Испуг ее прошел, и она даже попробовала улыбнуться.

— Нравится это тебе? — спросил Бельский. — Нравится? Нет, ты подумай, что это означает, подумай, Маша. Прошу тебя, умоляю, ведь для этого я к тебе приехал… Ты подумай, только подумай, ну как просить тебя, ну хочешь, на коленки встану…

— Неужели же тебе твоего мало? — спросила Мария Филипповна. — Ты подумай, сколько для тебя Шавров сделал! Если бы не Шавров…

— Шавров! Шавров! Шавров! Ведь жить-то мне, мне! Помнишь, когда ты приехала…

— Значит, ты и тогда о смерти Шаврова думал?.. Думал?.. — еще раз спросила Мария Филипповна. — Не отвечай, не смей мне на это отвечать, — перебила она мужа. — А если ты об этом все время думал, так ведь это ж… Нет, Федя, не надо, не отвечай! И неужели же ты сегодня ко мне приехал, чтобы у меня совета просить? Шаврова еще и похоронить не успели, а ты его уже в интригах обвиняешь… Федя, молчи, подойди ко мне, сюда, только тихо, ребенка разбудишь. Ну, что же ты? Идем…

— Куда? — спросил Бельский. — Зачем?

— Я хочу показать тебе, как он спит, маленький… Федя, я как взгляну, так другим человеком делаюсь… Я это время о тебе думала, маялась и сказать тебе многое хотела. Очень уж я многое о нас с тобой поняла. Решила — уйду, не могу с тобой больше, а увидела этого мальчика — и злоба к тебе прошла. Понял? Понял или не понял? Вот я сейчас и хочу тебе его показать. Посмотри, Федя, как он спит, — сказала она, открыв дверь в спальню.

— А ты часом с ума не сошла? — холодно спросил Бельский, отстраняя жену.

— Обижаешь? Зря, Федя, зря. И вот тебе мое последнее слово: не будет больше здесь твоей власти. Не будет. Я всю жизнь и во всем была тебе послушна. Ничем твоим не брезговала. А ведь могла бы… Но не брезговала, сам знаешь. Думала, успокоишься. Ведь годы, годы, молодость-то ушла! Но ты и сейчас что-то новое затеял… Уйди! — крикнула она громко.

И Бельский вторично остался один. Так он целую ночь и провел, не рискуя больше поднимать жену. Всю жизнь он был уверен, что Мария Филипповна слепо ему предана. И как раз в ту минуту, когда ему понадобилась ее поддержка, оказалось, что и она против него!

Надо было уходить отсюда, и он бы ушел, взял бы такси и уехал, но это казалось ему неудобным. Командир дивизии, генерал, и вдруг ночью, на такси. И он продремал до утра. Разбудил Василий.

В машине ему стало сразу же легче, и даже голова перестала болеть. Где-то далеко-далеко остывал вчерашний день. Среди дыма, пепла и пыли запомнились ему, как обрывки неомраченного горизонта, ясные глаза Кирпичникова. Мысли стали оживать, и он подумал, что из всего того, что было за вчерашний день, вернее, за вчерашние сутки, самым основательным и сулящим важные последствия был его разговор с Кирпичниковым. Этот Кирпичников умный. И наверное, он прав, что история с Федоровым отнюдь не закончена. Всем им — и Северову, и Маричеву, и Ветлугину — очень понравился майор Федоров и его статья. Но ведь все это еще может обернуться против них. Кирпичников — умный. (Рясинцев дурак и шляпа.) Эта история с Федоровым еще не закончена, нет, не закончена…

На первую неделю марта Северов назначил учение дивизии, которой командовал Бельский. Все сейчас только этим и занимались. Настроение Ивана Алексеевича было особенно приподнятым. Редакция «Вестника» прислала ему письмо: «Уроки» печатаются, поправки незначительные. Иван Алексеевич отлично понимал, что теперь больше, чем когда-либо, он обязан успешно решать боевые задачи.