Даниель Елисеефф - Хидэёси. Строитель современной Японии

4. Приглашаются все жители Японии, само собой разумеется, но также жители Китая и все любители. Пусть каждый оденется, как захочет.

5. Чтобы все, включая тех, кто живет далеко отсюда, успели приехать и полюбоваться предметами, мероприятие продлится два дня.

6. Это приглашение объясняется интересом, [который Хидэёси проявляет] к мастерам чайной церемонии — знатокам «простого стиля» (ваби-тя). Те, кто не придет, будут рассматриваться как пожелавшие оскорбить [Хидэёси] и в дальнейшем не получат права заниматься своим искусством, даже если оно состоит в приготовлении когаси [смеси чая и соли].

7. Хидэёси сам приготовит чай для всех мастеров «простого» стиля (ваби-тя), кем бы они ни были.

Подобные афиши были посланы во все большие города Японии и вывешены там, по крайней мере, в пределах зоны контроля Хидэёси, которая к тому моменту была громадной.

Аристократы Киото, устрашенные стоимостью мероприятия, немедленно начали расспрашивать друг друга, обмениваться посланиями, вести обсуждения: ведь это разорительная авантюра! Тем не менее по здравом размышлении ни один из них не посмел проигнорировать праздник, так что в целом только для аристократии Киото в парке Китано было возведено около 1500 чайных павильонов, к которым теснились другие хижины или палаточки. Из всех стилей модными тогда были три. Один, аристократический, который называли «дворцовым» или «библиотечным» стилем (сёин-тя), возникший в эпоху Муромати, в конечном счете сводился к использованию для чаепития изящного помещения во дворце или библиотеке. Другим был стиль «хижины» (суки-тя) — «народный», когда чай пили рядом с дорогой, на сельских почтовых станциях; в изящной версии это был стиль купцов из богатых торговых городов, как Сакаи, вкладывавших часть наличности в покупку принадлежностей для чаепития. Наконец, последним, самым новым, к которому Хидэёси проявлял выраженную склонность, был «простой стиль», ваби-тя, бесспорный мастер которого, Сэн-но Рикю, как раз находился на службе у хозяина. Роскошество вельмож, комфорт купцов — для которых чайная церемония часто была приятной формой «делового завтрака» — Рикю и его группа заменяли или дополняли в неуловимых дозах представлениями дзэн об отречении, уединении, выраженными в постоянном стремлении к сдержанности и даже смирению. Это, например, Рикю выдвинул идею сократить пространство, предоставляемое каждому, всего до двух татами; он же поставил талант «чайного человека» выше изысканности материала. В пределе этот стиль исключал дорогие принадлежности, заменяя их живительным присутствием выдумки, оригинальности, чего-то никогда не виденного; в большей степени, чем с собирателями редких или древних предметов, любители этого стиля предпочитали поддерживать тесные отношения с ремесленниками своего города и своего времени — так, в XVII в. горшечник из Киото по имени Тёдзиро разбогател, придумав знаменитые чашки с черным покрытием, получившие известность под названием «раку». Именно этих приверженцев «простого стиля» (ваби) Хидэёси хотел поощрить, надеясь, возможно, связать с этой новой манерой своей имя.

В первый день церемонии Хидэёси прежде всего заглянул к ним; он проделал это дважды, а потом исчез, после того как ненадолго появился у аристократов; что же произошло? Может быть, его отвергли эти люди ваби — ведь многие из них, неисправимые позеры, столь же выставляли напоказ свой аскетизм, как он — свои неоценимые сокровища, и к тому же презирали его коллекцию — перл собрания сёгунов Асикага, составленную из старинных китайских вещей, к которым местные даймё присовокупили свои подарки, выразив в них сложное сочетание союзных и подчиненных отношений? Хидэёси решил, что его предали? Или был уязвлен, что в этот единственный день эксцентричные мастера ваби привлекают больше взглядов, чем ослепительный блеск его шатра в сусальном золоте? Или вообразил опасный сговор между Рикю, ремесленниками и купцами из Сакаи, которые и для него были лучшими инвесторами и от которых он поэтому частично зависел? Или же — но это маловероятно — был встревожен вестями с Кюсю, услышав о неожиданном восстании Сасса Наримаса, давнего смутьяна с Сикоку, которого он выслал в Кумамото?

Большая чайная церемония в Китано едва началась в двадцать четыре часа, как уже ночью из Дзюракутэя поступил приказ: все разобрать, все хижины, все палатки, все павильоны, и пусть каждый возвращается домой и больше не кичится!

Участники, довольные и этим неожиданным облегчением своих трудов и расходов, поспешили повиноваться, пока господин снова не переменил мнение.

Странной была эта церемония, по многим причинам подвергнутая критике, богатая и гротескная. До дурновкусия? Может быть, однако — пусть даже это умерит наше восхищение японской сдержанностью — ее годовщину отмечали дважды, точно воспроизводя ее различные реалии: в 1880, а потом в 1937 гг., оба раза желая превознести национальное чувство и культ императора; значит, Хидэёси, при всем своем авторитаризме и нехватке «родовитости», сумел попасть в точку, и надолго.

Не исключено также, что церемония в Китано послужила, по крайней «мере отчасти, генеральной репетицией другой, намного более значительной в глазах Хидэёси, — визита, который ему должен был нанести молодой император Го-Ёдзэй, недавно вступивший на престол.

Прибытие императора (гёко) к какому-либо из подданных было такой редкостью, что за время правления сёгунов Асикага отмечено всего дважды — в 1408 г. и в 1467 г. в ответ на приглашения двух величайших сёгунов эпохи Муромати, Ёсимицу и Ёсимаса. Таким образом, Хидэёси, принимая в своем новом дворце Дзюракутэй императора, становился на одну доску с этими людьми, каждый из которых на свой лад сто лет назад определял век.

Повод был волнующим: Хидэёси не столько изъявлял почтение к суверену, сколько отмечал собственный триумф, вступление в императорскую семью сразу двумя путями — благодаря тому, что Коноэ Сакихиса усыновил его самого, и вследствие того факта, что он в свою очередь и в качестве взаимной любезности удочерил дочь последнего, равно как и младшего брата Го-Ёдзэя. Во время императорского визита он в глазах у всех освятит этот союз, произведя официальное отправление культа своих новым фамильным богам — богам рода Фудзивара.

Это был также повод к тому, чтобы поупражняться и показать свои таланты в другом «виде спорта», популярном среди даймё, — искусстве стихосложения, которому был посвящен весь первый день. Имеются в виду короткие стихотворения (рэнга): один сочинял такой стих на тему, предложенную ведущим, — в данном случае императором, — а другой отвечал, тоже в стихах. Обильное употребление алкоголя пробуждало вдохновение — последнее истощилось только поздней ночью.