Игорь Мартьянов - Слово солдата

Вдруг меня осеняет догадка: злосчастная рукавица находится на дне! Когда я ложился животом на срез траншеи, она могла выскочить из-под ремня и упасть вниз. Там она, там! Больше ей негде быть. Чтобы ее достать, надо непременно снять лыжи. Я наклоняюсь, торопливо отстегиваю крепления и шепчу Матросову:

— Держи лыжи, я сейчас.

Рукавицу я нашел сразу, она лежала там, где и могла только лежать: на дне траншеи. На этот раз я как-то особенно ловко и быстро выскочил на бруствер, показал рукавицу Сашке и опять стал надевать лыжи. Матросов уже не ждал меня, он от нетерпения сделал несколько шагов вперед и остановился, глядя в мою сторону. Рядом с ним стояла и Таня. Я торопился, но делал все, как надо.

Наконец мы двинулись дальше, а мне было стыдно, досадно и обидно за сделанную промашку.

Как трудно идти по крутому склону! Лыжи постоянно скользят и скатываются с плотных участков снежного покрова. Всю тяжесть тела, вещмешка и оружия приходится перекладывать на палки, а они могут не выдержать и в какой-то момент сломаться. И в то же время этот путь по склону оврага — наиболее безопасный. Здесь нет ни блиндажей, ни ходов сообщения.

Я иду за Таней, а сам сгораю от стыда за только что допущенную оплошность. Как я мог допустить такое! Ведь это грубая, ничем не оправданная ошибка. Она непростительна даже для новичка. За такие просчеты разведчики, как правило, расплачиваются своими жизнями. Видимо, я очень много уделял внимания тому, чтобы под откос не скатились лыжи, а про элементарные детальки забыл, упустил их из виду. Вот и результат. Конечно, хорошо, что все обошлось благополучно. Но могло быть и иначе. Этот факт станет известен нашему начальнику разведки и всем разведчикам. Мне придется краснеть и потеть, когда Тараненко станет производить разбор нашей вылазки. Сколько неприятных слов придется выслушать! А ведь за это, в принципе, могут и из разведки «попросить».

Так думал я, так переживал свою ошибку.

И все же первая и одна из труднейших задач была выполнена. Мы перешли первую траншею врага без шума. Фашисты не обнаружили нас, они даже не догадываются, что в их тыл пробрались три советских разведчика.

Сейчас перед нами стоят очередные, столь же непростые и рискованные задачи — преодоление второй траншеи, перед которой, мы знали, имеются еще одно минное поле и проволочное заграждение.

А пока скребемся по крутому склону оврага, который пересекает едва ли не всю тактическую зону обороны противника. Идем медленно, тяжело, часто останавливаемся.

Неожиданно для себя заметил, как шедший первым Сашка Матросов неестественно взмахнул палкой и исчез из виду. Через секунду то же самое случилось и с Таней. Я на мгновение остановился, но, услышав доносившиеся откуда-то снизу звуки возни, сделал несколько решительных шагов вперед. И тут со мной произошло невероятное — чувствую, что лежу на левом боку на какой-то гладкой поверхности и стремительно качусь вниз. Остановился от удара обо что-то мягкое, живое. Это была Таня. Она уже почти встала на лыжи, но я снова сшиб ее с ног. Матросов уже оправился от падения и с автоматом на изготовку оглядывался по сторонам.

Все это случилось в считанные секунды, и никто из нас не произнес ни одного слова. Я мгновенно вскочил на ноги и схватился за автомат.

А произошло вот что. Мы поднялись по склону оврага выше, чем надо, и оказались вблизи разбитого нашей артиллерией блиндажа. Сооружение это не было восстановлено, а остатки его и место, куда обитатели блиндажа выбрасывали мусор и выливали воду, сохранились. Вот мы и забрели на этот ледяной каток. Глупо? Конечно. Но всего не предусмотришь, хотя и надо бы…

В дальнейшем наша «экспедиция» проходила без особых осложнений и происшествий. Постепенно выбрались на более пологий склон, где овраг начал мельчать, и вскоре вышли на снежную слегка всхолмленную возвышенность.

Где-то здесь должно начинаться минное поле. Его границ на этом участке мы не знали. В «инструкции» значилось, что в пределах минного поля нам надлежало двигаться по одному из ходов сообщения. Мы шли на большой риск — могли встретиться с врагом лицом к лицу. Но другого пути не было: немудрено нарваться на мины.

Выбрали, как нам казалось, самый мало посещаемый фашистскими солдатами ход сообщения, который начинался от пустующего блиндажа и шел по гребню оврага от первой траншеи до второй.

Вначале продвигаемся по склону вдоль оврага. Чтобы укоротить путь по ходу сообщения, следует как можно ближе подойти к границе заминированного участка. А сейчас задача — выбрать точное место и нырнуть в ход сообщения.

Пока же продолжаем двигаться в прежнем направлении, что и раньше, по склону. Идти по относительно пологой и ровной местности легко и даже приятно. Мне кажется, надо чуточку ускорить шаг, а Сашка, наоборот, замедляет его. Вот он даже остановился. Видимо, хочет посоветоваться со мной. Подхожу и молча хлопаю его по плечу: мол, рано, надо еще немного пройти. И Сашка, не оборачиваясь, скользит дальше.

Продвинулись вперед по глубокому снегу еще с полсотни метров, вот уже мною начало овладевать беспокойство — не напороться бы на минное поле. Командир, словно почувствовав мое волнение, опять остановился. Я приблизился к нему, шепотом сказал:

— Пожалуй, пора.

В знак согласия Матросов кивнул, круто повернул влево и зашагал вверх по пологому склону. Мы с Таней — за ним, не отставая ни на шаг.

А снег валит и валит, надежно заметая наши следы. О лыжне на ровной поверхности не остается даже намека. Ветра нет. Тихо. Но несмотря на это, слышимость плохая: падающие мириады снежинок глушат все звуки. А видимость вообще нулевая, никаких ориентиров ни впереди, ни по сторонам. Помогают только отдаленные звуки стрельбы, долетавшие с переднего края. Как же в этом беспросветном ночном мареве, когда невозможно отличить землю от неба, отыскать нужный ход сообщения?

Мы обнаружили его неожиданно — носки Сашкиных лыж уткнулись в засыпанный снегом бруствер. Точнее сказать, не обнаружили, а поняли это каким-то шестым или седьмым чувством. Матросов приказал лечь в снег и замереть, а сам заглянул в траншею, чтобы посмотреть, насколько она засыпана снегом и нет ли на ее дне чьих-либо следов. Снега было много, а следов не оказалось. Лежим неподвижно, прислушиваемся, но ничего, кроме отдаленной ночной перестрелки на переднем крае, не улавливаем. Я почему-то начинаю нервничать. Мне кажется, что ночь идет к концу, мы напрасно теряем время и не успеем в срок достичь нужного пункта. К своей радости вижу: Александр Матросов поднимается на одно колено, быстро расстегивает лыжные крепления. Мы с Таней повторяем его действия. Сняли лыжи, вместе с палками специально приготовленными ремнями скрутили их в один тугой пучок. Первым в траншею спрыгнул сержант, затем я и уж потом, с нашей помощью, Таня.