Игорь Мартьянов - Слово солдата

Я уже говорил, что мы с Сашкой, а также один раз с Таней, на специально оборудованной горке отрабатывали приемы преодоления на лыжах траншеи по склону оврага. Наши командиры долго искали наиболее удобный и приемлемый способ. Было неясно, позволит ли ширина траншеи перейти ее без снятия лыж, сможет ли Таня сделать это хотя бы с нашей помощью. Никто толком не знал ширину препятствия в этом месте, его глубину, высоту бруствера. Было решено, что я один сниму лыжи, вскочу в траншею, подставлю Тане свои плечи и она, не снимая лыж, перейдет на другую сторону. Снятие лыж на крутом склоне грозило опасностью их самопроизвольного скатывания вниз. Случись такое — не избежать беды. Поэтому все мои и Сашкины действия отработаны с учетом этой опасности.

Когда перед нами показался бруствер траншеи, Матросов мигом лег на снег и положил перед собой автомат. Мы с Таней, естественно, последовали его примеру и замерли на месте, напрягая слух и зрение. Мы знали, что ночью на этом участке траншеи с интервалом в тридцать — сорок минут ходят парные патрульные. Важно сейчас не наткнуться на них. Лежим неподвижно десять, пятнадцать минут, никого не видно и не слышно. Если бы не та самая «инструкция», согласно которой нам следовало обязательно переждать патрулей, то мы давно были бы на той стороне траншеи. Но ничего не поделаешь, установленный порядок надо соблюдать неукоснительно. Таков закон разведчиков, это гарантия успеха.

И вдруг (а это всегда случается вдруг) я услышал ясный и четкий разговор двух вражеских солдат. Я даже вздрогнул от неожиданности, так как мне показалось, что они находятся где-то совсем рядом. Но они шли по траншее снизу вверх и вот-вот должны показаться. Отчетливо слышу, как под ногами хрустит свежий снег. Конечно, это те самые парные патрульные, которых мы ждали. Еще не видимые нами, солдаты, не таясь, спокойно переговаривались между собой и медленно поднимались вверх по траншее. Сердце мое замерло в томительном ожидании чего-то страшного, неотвратимого. Меня почему-то беспокоит Таня — вдруг она испугается фашистов, вскочит и с криком побежит обратно. Но ее слившийся со снегом белый комочек был неподвижен, и я успокоился.

Через снежную пелену пробился розовый огонек, который внезапно блеснул и тут же погас. В том месте, где он появился, отчетливо вырисовывались два серых движущихся силуэта. Вот они, патрульные… Опять вспыхнул огонек, но уже поярче, и я понял, что один из солдат курил. «Нахал!» — подумал я. А еще подумал: какой удобный случай взять их живыми в качестве «языков» и притащить старшему лейтенанту Тараненко. Но нельзя! У нас другое задание. Пусть эти два оккупанта проходят мимо подобру-поздорову, да побыстрее.

Их серые, еле различимые в снежном мареве силуэты еще маячили над бруствером, и я с радостью определил, что траншея в этом месте неглубокая, даже, можно сказать, мелкая, и мы можем ее легко преодолеть.

Патрульные между тем, тяжело ступая, продолжали идти по траншее, негромко обмениваясь короткими фразами. Они чувствовали себя в безопасности и явно пренебрегали элементарными требованиями бдительности. Вот еще раз вспыхнул слабый розовый огонек и, совершив в воздухе затейливый пируэт, исчез в снегу — солдат выбросил из траншеи окурок. «Какой нахал!» — снова подумал я, удивляясь его беспечности и возмущаясь наглости. Знал бы он, что за ними сейчас наблюдают сразу три советских разведчика!

Продолжая разговаривать, солдаты миновали видимый нами участок траншеи и исчезли за ее поворотом. Их говор и хруст снега под ногами еще долго были слышны, но в конце концов затихли. Только снежные хлопья валили с неба без передыху. Недалеко от нас, на взгорье, изредка короткими очередями бил по «нейтралке» пулемет. Ну и пусть бьет, к его стрельбе мы уже привыкли. Ждем команду Матросова, которой почему-то нет. Наконец Сашка вскакивает и, не оглядываясь, усиленно работая палками, чтобы не упасть на крутом уклоне, бежит к траншее. Я тоже встаю на лыжи, ве́рхом обгоняю Таню и тоже устремляюсь к траншее. Так положено по «инструкции».

Мы с Сашкой почти одновременно оказались перед высоким бруствером, только я — выше Матросова по склону. Пока я, присев на корточки, отстегивал крепления, он прижал одной своей лыжей мои обе, чтобы они случайно не скатились вниз. Через несколько секунд я ступаю валенками в снег, хватаю свои лыжи и, держа их в руке, прыгаю на дно траншеи. Здесь тихо и даже уютно. Устанавливаю обе лыжи вертикально к стенке, воткнув их задниками в утрамбованный снег, чтобы не покатились по дну. Даже это предусмотрено подробно составленной «инструкцией»!

Пока я возился со своим «транспортом», Матросов без моей помощи благополучно перешагнул траншею. Тане сделать это не под силу: она мала ростом. Я подставил ей свою спину, на которую она тотчас стала надвигать левую лыжу. Матросов, стоя на краю траншеи, одной палкой уперся в стенку на противоположной от него стороне, сделав для Тани своеобразные перила. Девушка выпустила из рук обе свои палки, теперь они болтались на веревочках. Правой рукой она крепко ухватилась за «перила», а левую вытянула навстречу Матросову. Сашка схватил ее за эту руку, а Таня, сделав решительный упор на свою лыжу, которая опиралась на мою спину, легко перенесла правую ногу на другую сторону. Теперь уже ей не составляло труда перенести и левую. Матросов посторонился, дал ей возможность хорошо укрепиться на склоне и только тогда принял от меня обе мои лыжи вместе с палками. Я вытащил одну из заткнутых за пояс меховых рукавиц и стал заметать ею свои следы на дне. Чтобы выскочить наверх, мне пришлось животом лечь на верхний срез траншеи и уж потом с помощью Матросова встать на ноги. Теперь мне осталось надеть лыжи, да так, чтобы они ни в коем случае не соскользнули вниз. На эту деталь во время подготовки особенно напирал старший лейтенант Тараненко, и я сейчас постоянно думаю об этом. Я все делаю не торопясь, основательно, чтобы не переделывать, хотя хочется побыстрее все закончить и уйти подальше от опасного места. Лыжи надежно закреплены, беру из рук Сашки свои палки, осталось только надеть рукавицы — и скорее вперед. Но тут… О, ужас! Одна рукавица на месте, а другой нет. Где же она? Матросов не понимает, почему я долго топчусь на месте. Пришлось сделать в его сторону два шага, чтобы тихо сказать:

— Потерял рукавицу.

Матросов рывком повернулся ко мне, глаза его сверкнули зло.

— Найти!

Мы оба отлично понимаем, что значит оставить такую улику своего пребывания здесь, как рукавицу. Фашисты сразу поймут, в чем дело, и примут надлежащие меры, чтобы изловить нас. Я осматриваю снег под ногами и вокруг себя и ничего не обнаруживаю. А время идет. В любой момент из-за поворота траншеи могут показаться «хозяева».