Игорь Мартьянов - Слово солдата

Мы направились к переднему краю, забирая все дальше и дальше в глубь леса. Без особых хлопот пересекли дорогу Погорелая Слобода — Цесарево и вошли в последний, самый восточный квадрат леса, который на карте был обозначен соответствующим номером. Я предполагал, что где-то здесь, на этом участке леса, должна проходить подъездная автомобильная дорога к складам со стороны гитлеровского переднего края. Та самая, у обочины которой в прошлую ночь мы лежали и наблюдали за движением небольшой вражеской автоколонны. Но тогда мы пересекли ее в поле, а теперь предстояло пересечь еще раз, но уже в лесу, так как на этот раз шли на три или четыре километра южнее. Я заранее предупредил об этом Сашку. И как раз в этом предполагаемом месте мы снова пересекли ее. Я был горд за такую точность, но Сашка не заметил этого и ни словом не обмолвился.

Быстро перейдя дорогу и замаскировав, как положено, свои следы, мы вышли на Круглую поляну (так она была названа на карте) и увидели, что здесь размещено какое-то подразделение. Из труб замаскированных землянок шел дымок, кое-где просвечивался слабый огонек коптилок, а воздух был наполнен бензином и гарью.

Мы обогнули поляну стороной, и лес начал мельчать и редеть, хотя отдельные вековые деревья еще встречались довольно часто. Сквозь редколесье и низкорослый молодняк увидели наконец взлетающие вверх белые мерцающие огни осветительных ракет и пронизывающие ночную темноту пунктирные линии трассирующих пуль. Это был передний край, расцвеченный огнями и вспышками. Ночью, да еще издали он смотрелся исключительно красиво. Если бы мы не знали, что скрывается за пляской этих разноцветных огней, то ею можно было бы долго любоваться и радоваться. Но меня охватило другое чувство, знакомое всем разведчикам, возвращающимся из вражеского тыла, — чувство щемящей тоски и жгучего нетерпения. Ведь там, за этими огнями, были наши. Туда мы идем, туда мы стремимся всей душой.

Какое-то время мы стояли на опушке леса и не могли оторвать глаз от мишурной, разноцветной, постоянно меняющейся, как в калейдоскопе, красоты пока еще далекого переднего края. Чем ближе к нему, тем большая вероятность встречи с противником. Расслабляться нельзя…

Мы подтянули лыжные крепления, поясные ремни и лямки наших объемистых вещевых мешков, проверили автоматы, наличие гранат и тронулись дальше. Впереди вышагивал Сашка, он задавал темп, выбирал маршрут, а я следил за общим направлением и нашим тылом. Шли в полной готовности к встрече с врагом.

Пока судьба миловала нас. Без всяких трудностей перешли третью траншею — она была без солдат и доверху засыпанная снегом. Кое-где из-под снега выступали темные комья голой земли. Незаметно для себя ускоряем ход. Уже вошли в зону обстрела нашей артиллерии. Изредка семидесятишестимиллиметровые снаряды разрывались в стороне от нас. Несколько раз натыкались на немецкие артиллерийские позиции, видели зачехленные орудия. Это очень важно для разведчика, но, как я уже говорил не раз, сейчас у нас другое задание. Пересекли несколько заснеженных окопов, назначение которых осталось для нас загадкой. Скорее всего — элементы запасных артпозиций. Обходили стороной жилые блиндажи. Постоянно опасались встреч с собаками, которые могли учуять нас на значительном расстоянии и поднять лай.

Следующая траншея появилась раньше, чем я ожидал. Видимо, мы шли с приличной скоростью и сами не заметили этого. Солдат в ней тоже не было — они спали в блиндажах, расположенных поблизости. А сама траншея была аккуратно, до дна освобождена от снега, кое-где виднелись воткнутые в снег лопаты и метла. Перешли ее без снятия лыж.

Сейчас перед нами стоял еще один трудный вопрос: как преодолеть проволочное и минное заграждения, установленные перед второй траншеей. В прошлую ночь, если помнит читатель, мы миновали их по вражескому ходу сообщения. А как быть теперь?

— Будем искать проход, — заявил Матросов, сделав небольшую остановку. — Пойдем вдоль колючки и будем искать. Ведь враг где-то перевозит через него свои грузы и технику. И еще — дорога, которую мы обнаружили, тоже должна пересекать это минное поле. Одним словом, ищем.

Проволочное заграждение, как я и предполагал, оказалось рядом, и мы пошли вдоль него на небольшом расстоянии. По ту сторону «колючки» сразу начиналось минное поле. Продвигались довольно долго, тщательно обследуя каждый метр заграждения. Вот уже начали спускаться под уклон. Я догадывалось, что уклон этот — начало оврага, того самого, по которому шли вчера. И тут я неожиданно увидел то, что ждал с таким нетерпением. В самой низкой точке начинающегося оврага проволочное заграждение было разобрано, и в нем зияла довольно широкая дыра. Рядом по обе ее стороны стояли наготове сколоченные из жердей звенья колючей проволоки, которыми в нужный момент можно быстро закрыть лазейку. В нее, как в узкое горло, со всех сторон стекались следы санных повозок, тягачей, конских копыт и человеческих ног. Но не было видно ни одного лыжного следа. При виде этого манящего к себе широкого прохода мое сердце учащенно забилось. Опять такая удача! Нет, что там ни говори, а Сашка Матросов удачливый разведчик. Опыт опытом, а фронтовое счастье, везенье и удача тоже чего-то стоят.

С большим воодушевлением и радостью ринулись в этот проход.

Идти по узкой санной колее было неудобно, лыжи сталкивались друг с другом, наскакивали одна на другую, но мы не замечали этого и в едином порыве старались побыстрее проскочить заграждение. И вдруг высоко в небе взметнулась вражеская осветительная ракета. Она вспыхнула таким ярким, таким ослепительным светом, что без труда и напряжения можно было бы читать газету. Мы с Сашкой как по команде бухнулись в снег в самом узком горле прохода и замерли, боясь пошевелиться. Ракета повисла в небе прямо над нами, освещая окрестность каким-то неземным, лунно-мерцающим фантастическим светом, потом стала медленно снижаться и так же медленно гаснуть. Но она вдруг еще раз ярко вспыхнула и только после этого погасла совсем, осыпав землю падающими искрами. И все опять погрузилось в кромешную темноту. Ослепленные ее светом, мы на первых порах не могли различить даже друг друга. Прошло несколько долгих секунд, пока мы опять, как и прежде, стали видеть и различать окружающие нас предметы.

Проволочное заграждение осталось позади, и мы идем по продолжению того самого прохода, но уже через минное поле, которое огорожено невысокими деревянными вешками. Справа и слева за вешками распростерлось чистое, без единого следа, поле — это минное поле.

Вскоре вешки кончились, а вместе с ними кончилось и минное поле. Следы от прохода стали веером расходиться в разные направления. Трудно описать, что творилось у меня на душе, какой прилив радости испытывал я, когда мы опять оказались в чистом, уже не минном поле.