Игорь Мартьянов - Слово солдата

«Шир-шир-шир», — слышу монотонный звук за своей спиной. Это Сашка Матросов перепиливал Танины лыжи и палки. Еще во время подготовки возник вопрос, что делать с лыжами, когда Таня уйдет в село и оставит их нам? Я предлагал, как это мы делали раньше, привязать веревочкой одну лыжу к моему вещмешку, а другую к Сашкиному и волочить их за собой. Во-первых, не надо бросать их и оставлять после себя улики, и, во-вторых, у нас будет стопроцентный запас на случай поломки. Однако Матросов категорически воспротивился этому. Он утверждал, что в такой маленькой разведгруппе, как наша, иметь две запасные лыжи — «большая роскошь» (его слова), они будут постоянно мешать нам и во время передвижения, и в возможном бою. «Надо ходить на лыжах так, чтобы не ломать их, да и ходьбы-то у нас не так уж много — всего около пятидесяти километров туда и обратно, — говорил он. — От встреч с противником мы будем постоянно уклоняться. Бросать лыжи, по понятным причинам, тоже нельзя, остается одно — уничтожить их. Уничтожить — это значит разрезать на куски, сложить обрезки в вещмешки и притащить их с собой обратно».

С Сашкиными доводами согласились все, и вот сейчас он занят этим делом. Он специально захватил с собой кусок ножовочного полотна, а на лыжах и палках заранее сделал риски, чтобы сейчас не раздумывать, в каком месте пилить. «Шир-шир-шир», — уже около часа слышу я за своей спиной. Закончив распиловку, сержант уложил в наши вещмешки куски лыж и палок, аккуратно собрал в меховую Танину рукавицу опилки и спрятал их туда же. Ничего, буквально ничего — ни одной крошки хлеба, ни одного кусочка бумаги, ни одной гильзы или патрона не должно оставаться после нас во вражеском тылу. Таков железный закон разведчика.

В этой снежной яме мы просидели весь день. Без перерыва вели наблюдение за дорогой, спали по очереди и хорошо выспались. Чтобы запах мяса не привлек внимания собак, которые иногда сопровождали санные повозки, консервы мы больше не открывали.

Движение по дороге не было интенсивным. Это объясняется тем (как утверждал Матросов), что день выдался относительно ясный, а после полудня даже показалось солнце, и фашисты, боясь наших самолетов, опасались перевозить грузы. А самолеты наши, кстати сказать, беспрерывно бороздили небо.

По дороге дважды, в ту и другую сторону, проследовал трактор с прицепленным клином — расчищал ее от заносов. Пешеходов было не много. Протащились несколько единичных груженых саней. В середине дня проехал в кошевке какой-то важный чин в сопровождении трех телохранителей. Потом показалась со стороны Крюковичей и скрылась за поворотом одна легковая машина. Вот и все наши наблюдения за день. Не густо.

— Движение начнется вечером, как только стемнеет, — сказал Матросов.

И он оказался прав. С наступлением сумерек по направлению из Петровичей выползла автоколонна из пяти машин, чем-то груженных доверху. Шли они гуськом, с потушенными фарами. За этой колонной с перерывом в полчаса прошла вторая — восемь бензовозов.

— Вот он: бензинчик! — живо промолвил Матросов. — Везут на склады. А склады эти мы скоро увидим собственными глазами.

— Как это? — не понял я.

— Очень просто. Пойдем в лес, найдем склады и посмотрим на них. Хорошо посмотрим!

— Этого нельзя делать, товарищ сержант! — возразил я. — «Инструкция» запрещает. Мы не должны себя обнаруживать. Нам надо вернуться домой.

— «Инструкция», «инструкция», — передразнил меня Сашка. — Здесь я — инструкция!

Я чуть не подпрыгнул от удивления. Какая самоуверенность! Какое пренебрежение к указаниям Тараненко! Я был до глубины души возмущен и даже взбешен.

Наступил вечер, и все вокруг погрузилось в темноту. Мы продолжали вести наблюдение за дорогой. Автомашины колоннами и поодиночке с небольшими интервалами шли и шли — в основном в одном направлении. Только за один контрольный час мы насчитали сорок три транспортные единицы. Это много. Фашисты везут грузы к переднему краю в таком количестве, что даже у нас, малокомпетентных солдат, не остается сомнений: враг готовит какую-то серьезную акцию.

Матросов посмотрел на свои часы и спросил:

— Сколько на твоих?

— Десять девятого, — ответил я.

— На моих тоже. Время вышло, уходим.

— Рано, надо еще с полчаса подождать, — посопротивлялся я.

— Не рано, а как раз. Будем иметь небольшой запас. Лучше просидеть где-нибудь в лесу, чем опоздать.

Мы вылезли из ямы, в которой провели около шестнадцати часов, вытащили из нее вещмешки и автоматы. Много труда и минут затратили, чтобы заровнять наше гнездо, сделать его малозаметным.

— Ладно, кончай, — сказал Сашка, — если пойдет снег, то он все хорошо прикроет. А если нет, то на нет и суда нет. — Надевая лыжи, добавил: — Пойдем вдоль Ближней просеки, это короче.

— А где будем пересекать линию фронта? У деревни или на старом месте?

— На старом. Думаю, что враг в прошлую снежную ночь не обнаружил наших следов, а потому и не будет засады. А ты как думаешь?

— Точно так же.

После выполнения задания в ближнем тылу врага разведчики, как правило, возвращаются другим путем. Это делается для того, чтобы избежать возможной засады. Для нас был разработан вариант перехода линии фронта у деревни Крынки. Там тоже есть овраг, по склону которого и следовало пересечь первую траншею. В минных полях и в проволочных заграждениях проделаны проходы, и туда для встречи нас сегодня ночью выйдет (а может, уже вышла) группа разведчиков под командованием старшего сержанта Павла Березина.

Право выбора места перехода дано Сашке Матросову. Я тоже считал, что гитлеровцы при таком снегопаде вряд ли заметили наши следы. А маршрут, который мы преодолели по пути сюда, нами уже освоен и по одному этому предпочтительнее того, который ведет близ деревни Крынки. Здесь, на месте старого перехода, нас тоже будут встречать разведчики во главе с сержантом Виктором Чурбановым. Мы знали также, что и артиллеристы и минометчики сейчас дежурят у своих орудий и минометов и по первому сигналу старшего лейтенанта Тараненко готовы поддержать нас своим огнем. Это, конечно, придавало нам сил и уверенности.

Но все это еще впереди. Сейчас же меня волновал вопрос, как Сашка думает подбираться к складам. Ведь они наверняка огорожены и охраняются.

Мы снова в пути. Теперь это уже путь обратный, путь «домой», а домой всегда идти легче. Лыжи, кажется, бегут сами. Мы не замечаем ни глубокого снега, ни густых зарослей молодого ельника. За более чем полусуточное неподвижное лежание в яме наши ноги затекли, бока занемели, и сейчас мы с удовольствием разминаем мышцы, радуемся движению.

У перекрестка двух просек вышли в Пятый квадрат леса, и я взял курс, если можно так выразиться, прямо на восток, направляясь севернее Ближней просеки и параллельно ей на расстоянии в полкилометра. Перемахнули через проселочную дорогу Крюковичи — Цесарево, которая оказалась хорошо накатанной — по ней днем прошло немало санных повозок. Я опять аккуратно замаскировал наши следы на дороге и на подходах к ней.