Игорь Мартьянов - Слово солдата

Генерал помолчал немного, потом продолжал:

— Осенью прошлого года мы с вами работали вместе. Многие летные экипажи хорошо знают друг друга. Это знакомство, эту дружбу, наше боевое взаимодействие давайте развивать и укреплять дальше. — Он обвел быстрым взглядом ряды наших летчиков-истребителей, но среди тех, кто хорошо запомнился, некоторых уже не было. По лицу генерала скользнула сумрачная тень. Ф. И. Шинкаренко, командиры полков и эскадрилий поняли, кого недосчитался генерал. И тоже помрачнели лицом.

Отчего же дрогнули сердца испытанных боями, суровых воинов?

…Командованию стало известно, что шесть десятков фашистских самолетов перебазировались на аэродром Хайлигенбайль для усиления своей группировки юго-западнее Кенигсберга. На истребителей-бомбардировщиков Як-9л была возложена задача уничтожить эти и другие самолеты, скопившиеся там, вывести из строя взлетно-посадочную полосу, разбомбить ангары и штаб.

Аэродром Хайлигенбайль был построен задолго до «похода на Восток», на нем могло базироваться большое количество самолетов любого типа. Длинная взлетно-посадочная полоса с бетонным покрытием, аккуратные рулежные дорожки, вместительные ангары, помещения для различных служб обеспечения — все говорило о том, что это мощная военно-воздушная база, предназначенная для агрессивных действий.

Зеленые сигнальные ракеты взвились на рассвете. Взлетели парами и собрались в боевой порядок. Низкая облачность прижимала к земле, шли бреющим полетом, ориентировались по железной дороге Инстербург — Кенигсберг и по полотну шоссе. Обогнули Кенигсберг с юга и, развернувшись, направились вдоль залива.

— Слева по курсу «фоккеры», — предупредил летчиков ведущий группы Семен Зинченко. — А вот и зенитки, много зениток. — И комэск вошел в противозенитный маневр, увлекая за собой ведомых.

Летчикам стало ясно, что фашисты ожидали штурмового налета и были начеку, держа зенитные установки в боевой готовности и выслав в небо патрулирующие истребители.

— Всем — за мной! Ратникову и Снежко атаковать «фоккеры», — приказал Семен Зинченко, уводя свою эскадрилью для удара по вражескому аэродрому.

Через минуту радиоволны донесли голос командира другой эскадрильи, Виктора Мелихова, приказавшего своим ведомым стать на боевой курс тоже для штурмовки аэродрома…

Анатолий Ратников после полета рассказывал:

— Мы со Снежко вступили в бой с «фоккерами» на небольшой высоте. Под нами был Хайлигенбайль. Я успел увидеть на окраине аэродрома лежащий на боку «як». Возле него дымки выстрелов. Большего рассмотреть не сумел. Схватка с «фоккерами» продолжалась. Мне удалось сбить один фашистский самолет и заставить уйти другой. Покончив с «фоккерами», мы включились в работу звеньев, которые бомбили и штурмовали аэродром. На шестом заходе послышалась команда: «Домой».

Точен был удар по Хайлигенбайлю. Взлетно-посадочная полоса оказалась перепаханной воронками, горели ангары, служебные здания, черные столбы дыма поднимались от пылающих самолетов. В этом сказывалась наука начальника ВСС дивизии Петра Семеновича Шемендюка. Но радость победы омрачалась горечью потерь. Чей «як» лежал, распластанный на Хайлигенбайльском аэродроме? Не вернулся Вячеслав Бушмин, нет в боевом строю Садчикова, Кудинова, Рыжкина, Белоусова…

Были и у бомбардировщиков потери. Об этом все знали, но не говорили — никому не хотелось думать, что завтра, через день, неделю, месяц боев может случиться то же самое с каждым.

Выше личной опасности жила в сознании каждого из нас высшая цель — разгромить врага, обеспечить советскому народу и народам порабощенных стран Европы жизнь и процветание в условиях мира и безопасности. А ради этого каждый советский воин на земле, в небесах и на море готов был на любой подвиг, вплоть до самопожертвования. «Победа! И только победа! — часто повторял наш комдив полковник Ф. И. Шинкаренко. — Желательно без особого риска. Но если надо…» Этим «надо» он руководствовался и сам, вступая в смертельные схватки с гитлеровскими асами…

Рассмотрев общие вопросы боевого взаимодействия в предстоящих вылетах, офицеры 6-й гвардейской бомбардировочной уехали в Инстербург, а командиры наших истребительных эскадрилий еще долго занимались с каждым молодым летчиком, стараясь довести его подготовку на земле до такой степени, чтобы в воздухе он действовал смело, решительно, тактически грамотно. И всем хотелось в боевой полет, хотелось поскорее покончить с фашистскими разбойниками. Но пока что над землей клубился туман, мутное небо совсем не просматривалось, промозглый ветер тоскливо свистел в проемах разбитых зданий, залетал в щели землянок и дощатых домишек, раскачивал опустевшие, искалеченные пулями и снарядами деревья. Хмурая, холодная пора — начало марта в Восточной Пруссии…

Погода, как и предсказывали синоптики, улучшилась только к вечеру следующего дня. Но мы были без спешки, основательно подготовлены накануне и по боевой тревоге взлетели быстро. На высоте около шестисот метров истребители организованно приняли боевой порядок и, продолжая набирать заданную высоту (три с половиной тысячи метров), взяли курс к месту встречи с бомбардировщиками, с которыми вчера разрабатывали и уточняли все вопросы боевого взаимодействия.

По вертикали развивались мощные кучево-дождевые облака до семи-восьми баллов (в воздухе все же пахло весной), солнце просвечивалось только сквозь облачные промоины, поэтому вокруг было сумрачно и загадочно — косые разноцветные тени двигались и изменялись ежесекундно, заполняя все пространство вблизи и вдали, что значительно затрудняло наблюдение и визуальную ориентировку.

На маршруте к цели вся наша грандиозная колонна, состоявшая из девяти девяток пикирующих бомбардировщиков Пе-2 и примерно такого же количества истребителей, представляла собой внушительный по мощи предполагаемого удара, компактный, хорошо организованный боевой порядок, в котором каждый летчик, каждый штурман, каждый стрелок-радист твердо знает «свой маневр». И каждый готов выполнить любой приказ своих командиров и начальников, как того требует военная присяга, а то и просто без приказа, по долгу воина-патриота пойти на подвиг во имя победы, отдать самое дорогое — свою жизнь. В этом была наша сила, в этом заключалась несокрушимость Красной Армии.

Вражеские истребители выплыли из-за высоких облачных вершин, похожих на заснеженные горы. В лучах вечернего солнца белоснежные гребни туч причудливо искрились разноцветными бликами, полыхали живым розоватым огнем, и было трудно поверить, что в этой чарующей, первозданной красоте неба засверкают сейчас иные сполохи и блики, несущие в себе страшную, разрушительную силу для железных птиц-самолетов и гибель для людей, приникших к прицелам и боевым кнопкам, людей, одетых в разную форму одежды, по-разному думающих о целях и задачах войны, но одинаково желающих жить и здравствовать. Это последнее, видимо, возобладало у фашистов над всеми другими помыслами, и они, увидев нас еще издали и оценив нашу мощь, нашу силу, нашу сплоченность, а также зная по опыту прежних боев нашу решительность, полезли вверх, к солнцу, надеясь укрыться в его лучах и оттуда нанести удар по эскадрильям советских бомбардировщиков. Нет, сорвать бомбовый удар они не рассчитывали (что могут сделать пятнадцать — двадцать «мессершмиттов» против такой армады!). Это же не советские летчики, которые в критических ситуациях шли даже на таран, но свои наземные войска не оставляли беззащитными.