Игорь Мартьянов - Слово солдата

После посадки и заруливания в капонир к моему самолету вместе с механиком Володей Коваленко подошел замполит майор Чогин. Быстро выскакиваю из кабины и, мельком взглянув на почерневший от копоти фюзеляж, выхожу навстречу. Но доложить не могу — тошнота подкатилась к горлу.

— Что, голова закружилась? — спрашивает заботливый комиссар (только так называли замполита в полку). — Или еще что?

— Голова в норме… — с трудом выдавливаю из себя.

— А что же, устали? На вас лица нет.

— Антифризу наглотался… Прет изо всех щелей. Да и масло выбивает.

— Верно, что выбивает, — говорит механик. — Мотор давно работает сверх установленного ресурса. Пора ему…

Замечательный такой парень — Владимир Коваленко. Трудяга! Это его стараниями мотор, отработавший установленный заводом стопятидесятичасовой ресурс, исправно работал в воздухе еще тридцать семь часов. Мне и сейчас не совсем ясно, ради чего ставили меня ведомым к одному из лучших летчиков дивизии капитану Чуланову на такой изношенной машине? Видимо, испытывали на прочность. Получив совершенно новенький Як-9м, на бортах которого было написано «Малый театр — фронту», я воспрянул духом. Теперь не надо будет на полных газах поспевать за ведущим. (На самолетах с надписью «Малый театр — фронту» летали командир эскадрильи Виктор Мелихов и другие летчики дивизии.)

Двадцать шестого марта боевой вылет на сопровождение эскадрилий Пе-2 длился два часа пятнадцать минут. Неистово били зенитки, несколько Пе-2 было повреждено, привезли осколочные пробоины в крыльях и наши истребители. Но мой новехонький Як-9м не имел ни малейшей царапины. Спасибо товарищам артистам за счастливый подарок!

К двадцать девятому марта 1945 года хейльсбергская группировка юго-западнее Кенигсберга была полностью ликвидирована. Как рассказывали нам политработники, за две недели напряженных боев (начались они с 13 марта) наши войска уничтожили и захватили в плен много тысяч гитлеровских солдат и офицеров.

«В качестве трофеев нам досталось 605 танков и штурмовых орудий, 5000 орудий и минометов, 128 самолетов» [2] И. Х. Баграмян. Так шли мы к победе. — М., 1977, с. 537. .

Наземные войска высоко ценили боевой вклад авиаторов. Вот что писал, к примеру, военный совет 28-й армии после разгрома хейльсбергской группировки противника:

«Особенно большую помощь оказали в период ликвидации окруженной группировки противника юго-западнее Кенигсберга летчики 1-й воздушной армии. Штурмовики работали беспрерывно в течение всего светлого времени, уничтожая живую силу и технику противника. Бомбардировщики уничтожали опорные пункты, а ночные бомбардировщики По-2 изнуряли противника…» [3] Ф. И. Шинкаренко. Небо родное. — Калининград, Книжное издательство, 1965, с. 111. .

Давая высокую оценку нашим истребителям сопровождения, командир 311-й штурмовой авиадивизии подполковник Карякин писал в штаб 130-й истребительной авиадивизии:

«При встречах с воздушным противником истребители ведут себя смело, принимая все меры к обеспечению безопасности действий штурмовиков. За время совместной работы не было ни одного случая, когда бы штурмовики понесли потери от противника по причинам плохого сопровождения истребителей».

Такую же лестную похвалу мы заслужили и от гвардейцев 6-й Таганрогской бомбардировочной авиационной дивизии в письме генерал-майора авиации Г. А. Чучева.

Важное место в боевой деятельности авиации занимала разведка. Бомбардировщики, как правило, снабженные фотоаппаратами, летали по ближним и дальним тылам противника. Они вскрывали оборону врага, сосредоточение его сил и средств на важнейших направлениях, подходившие резервы, аэродромы, базы и другие военные объекты; штурмовики и истребители выполняли несколько ограниченные, но тоже важные задачи (тоже фотографировали, но чаще — методом визуального наблюдения). По воздушным разведчикам били вражеские зенитчики, перехватывали их, стараясь уничтожить, «мессершмитты» и «фокке-вульфы».

Оказался в безвыходном, казалось бы, положении командир звена из 409-го истребительного авиаполка старший лейтенант Александр Лежнев. По словам комдива Ф. И. Шинкаренко, он пользовался славой меткого бомбера, тонкого знатока маневра в воздушном бою, хорошего разведчика. Много раз Лежнев приходил на выручку своим товарищам. И как же все переживали, когда этот замечательный летчик и надежный командир не вернулся с задания, а в списках личного состава появилась запись: «Пропал без вести». Но, к радости однополчан, Лежнев вернулся. На аэродроме Иуртгайшен он рассказывал мне:

— Уже темнело, когда мы возвращались. При подходе к линии фронта перед нами возникла огненная стена. Ведомый проскочил, а мой самолет загорелся. Высота малая, метров сто пятьдесят. Отстегнул привязные ремни, перевалился через борт, выдернул кольцо, парашют сразу же раскрылся. Внизу сверкало и дымилось. Понял — наши наступают. И все же ветром унесло меня за передовую. В суматохе боя немцам, видимо, было не до меня, иначе сразу бы схватили. Сбросил парашют — и в сторону. Вскочил в какой-то развороченный блиндаж, заваленный трупами, огляделся…

Командир звена обвел напряженным взглядом капониры, посмотрел на небо, с которого срывался дождь вперемешку со снегом, и продолжал:

— Погода была такая же: мутное небо и мокрый снег. Темнело быстро. К тому же — дым, копоть, взрывы мин и снарядов. На мне была легкая куртка с капюшоном. То ли английская, то ли американская. Когда приутихли взрывы и стало совсем темно, накинул на голову капюшон и пошел, чуть пригнувшись. Вспомнил: в таких же куртках с капюшоном видел пленных фашистских офицеров, когда наши взяли Инстербург. Фашисты не могли не заметить меня, но по «одежке» приняли за своего, а какой-то служака даже честь отдал. На это я и рассчитывал, пистолет свой на боевом взводе держал в руке за бортом куртки. В случае чего пострелял бы гадов. Уже ночью, когда ослабла перестрелка и враги попрятались, чтобы перевести дух, вышел к своим…

Вот так, «чуть пригнувшись», шагал советский офицер в расположении врага, ежеминутно рискуя быть схваченным и растерзанным. С нескрываемым восторгом смотрел я на Александра Лежнева и думал: «Какая же исполинская сила духа таится в русском человеке!»

Во второй половине дня поднялась облачность, улучшилась видимость, и старший лейтенант Лежнев повел свое звено на разведку в район Кенигсберга. Под вечер взлетели и мы. Нашу четверку вел заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Телечкин. Я в этом звене вел вторую пару самолетов Як-9м.

Маскируясь в облачных нагромождениях, мы незамеченными вышли над заливом, развернулись на север и, оставив на траверсе Кенигсберг (справа) и Пиллау (слева), углубились в сторону Земландского полуострова, где, прижатые нашими войсками к Балтийскому морю, засели в укреплениях недобитые фашисты (сильная группировка «Земланд»).