Игорь Мартьянов - Слово солдата

— Ну как он? — после посадки и заруливания спросила Ольга Ефремовна, кивнув в мою сторону.

— Нормально, — ответил Коля. — А расчет на посадку видит лучше меня. Думал, что хорошо, а он: «Не доедем!» Прибавил обороты и приземлился у посадочных знаков.

Откуда мне было знать, что вместо профессионального «расчета на посадку с недолетом» бывалые пилоты пользуются иногда простыми словами, вроде «не доедем». Но как бы там ни было, а меня приняли за «своего».

Мои учебные полеты с инструктором проходили с переменным успехом. А когда вылетел самостоятельно, признался, что никогда прежде не подходил к самолету. Ни разу не был и на занятиях.

— Оказывается, если очень захотеть — все сделаешь, — улыбнулась Ольга Ефремовна.

Месяца через три, закончив программу тренировочных полетов по кругу и в зону на пилотаж, я на отлично сдал экзамены по технике пилотирования и по всем теоретическим предметам. От военных летчиков, принимавших у нас экзамены, узнал, что есть авиационные училища и школы, где готовят летчиков для строевых частей Военно-Воздушных Сил. Выбрал авиашколу, только что созданную на Дальнем Востоке, в нее и поступил.

В конце тридцатых годов шла усиленная подготовка молодежи к отражению возможной агрессии. Ведь наша единственная в мире социалистическая страна находилась в окружении враждебных нам капиталистических государств, правительства которых открыто и явно готовили самую темную, самую агрессивную силу — фашистскую Германию к крестовому походу на восток. А японские самураи уже дважды устраивали вооруженные провокации — в районах озера Хасан и реки Халхин-Гол.

Для ускоренной подготовки авиационных кадров во многих военных округах создавались (дополнительно к уже существующим) школы, в которых по сокращенной программе обучали летчиков и техников. Наркомом обороны Маршалом Советского Союза К. Е. Ворошиловым был издан приказ, которым предписывалось всех красноармейцев, окончивших аэроклубы Осоавиахима (ныне ДОСААФ), направлять, по их желанию, в военные училища и школы для завершения летного образования, независимо от того, в авиации они проходили срочную службу или в других видах Вооруженных Сил. Этим правом воспользовался и я, красноармеец второго года службы в пехоте.

В военной авиашколе мы, бывшие аэроклубовцы, а теперь курсанты первого набора, учебу на самолетах И-16 закончили быстро. В этом главная заслуга принадлежала, конечно же, нашим командирам. Моим инструктором был лейтенант Василий Георгиевич Бочкарев, звеном командовал лейтенант Евгений Александрович Левтов, отрядом — старший лейтенант Николай Александрович Смирнов. Эти прекрасные летчики-методисты и помогли мне стать летчиком. В числе таких же трех отличников я был аттестован по высшему разряду и оставлен в авиашколе инструктором.

Получив форменное обмундирование, какое носили тогда летчики, мы стали прилаживать кубики к петлицам. Но в конце 1940 года поступил приказ, подписанный Маршалом Советского Союза С. К. Тимошенко, в соответствии с которым начальник нашей авиашколы подполковник Пушкарев в моей аттестации после прежнего заключения: «Достоин присвоения воинского звания «лейтенант», написал: «Подлежит выпуску сержантом».

Такая неожиданность радости нам, естественно, не доставила. Но приказы, как известно, не обсуждаются. Обмундирование нам оставили, но режим сохранили казарменный, даже более строгий, чем для курсантов. Крепко запомнились и «сухарные дни» (в рационе питания — ржаные сухари), запомнились и «кроссы имени Тимошенко». Зато, к сожалению, мало что осталось в памяти от полетов. Высший пилотаж на истребителях был запрещен под благовидным, казалось бы, предлогом сохранения материальной части как общенародного достояния. Было еще много бытовых неурядиц, о которых почему-то не принято вспоминать. Но в совокупности все это отрицательно сказывалось на главном — на практической подготовке летчиков к боевым действиям. Вот почему, когда началась Великая Отечественная война, в полки прибывали летчики-сержанты, не умеющие ни летать в боевых порядках, ни стрелять в воздухе, которых приходилось доучивать затем в боевых частях или «фронтовых академиях».

Несмотря на явное ущемление личных интересов молодых авиаторов (в наземных частях даже курсы выпускали лейтенантов), в морально-политическом отношении на каждого из нас можно было положиться твердо. И этим мы обязаны Коммунистической партии, Ленинскому комсомолу, нашим командирам и комиссарам, в которых мы безгранично верили и которых искренне любили.

В начале 1943 года были введены офицерские звания и новые знаки различия — погоны. Авиационные училища и авиашколы больше не выпускали сержантов-летчиков, а ранее выпущенным были присвоены звания младших лейтенантов и лейтенантов.

По мере обострения обстановки на фронте в начальном периоде войны возрастало наше стремление поскорее попасть в действующую армию. Но сколько ни писали мы рапортов, ответ был один: «Служите там, где приказано».

Намерения милитаристской Японии мы знали. Но так, в общих чертах. Теперь известно, что в июле 1941 года, когда на советской земле уже бушевала война, японские милитаристы разработали оперативный план войны Японии против СССР, которым предусматривался захват советской территории Дальнего Востока и Забайкалья. Нападение на Советский Союз намечалось на 29 августа 1941 года, окончание войны — в середине октября того же года. В общем, тот же «блицкриг».

Однако немецко-фашистские войска, вторгшиеся в пределы нашей Родины, с первых дней войны встретили упорное сопротивление Красной Армии и терпели одну неудачу за другой, несли огромные потери в живой силе и технике. Такое непредвиденное для фашистской Германии и ее сателлитов развитие военных событий, а также наличие значительных сил и средств Красной Армии на Дальнем Востоке вынудили японских агрессоров отказаться от осуществления своего коварного плана.

По примеру одного из инициаторов всенародного патриотического движения по сбору средств в фонд обороны колхозника-пасечника из Саратовской области Ф. П. Головатого, внесшего свои сбережения на постройку двух боевых самолетов (1942 год), начали вносить деньги и ценные вещи и наши авиаторы. На общих собраниях было решено: купить четыре самолета конструкции А. С. Яковлева и на них послать защищать Родину командира звена, летчика-инструктора и двух курсантов-выпускников. И хотя желающих было много, эту высокую честь коллектив авиашколы оказал мне, в то время командиру звена, лейтенанту. В состав звена входили летчик-инструктор лейтенант Белов и два лучших курсанта.

В короткое время мы закончили тренировку с учетом опыта, уже накопленного нашей истребительной авиацией в боях с фашистскими летчиками, и стали ждать указаний из Москвы, в какую часть направить нас. Ответ пришел категорический: командиру звена и летчику-инструктору продолжать летно-методическую работу в авиашколе, готовить летчиков для фронта, а среди курсантов организовать соревнование за скорейшее и качественное усвоение летной программы. Вскоре самые лучшие наши выпускники убыли на фронт на купленных авиаторами школы самолетах. (Один из них, Станислав Иванович Ковалев, после войны стал журналистом, полковником, заместителем главного редактора журнала «Авиация и космонавтика», затем — начальником отдела газеты «Красная звезда»…)