Уолтер Айзексон - Бенджамин Франклин. Биография

Братья Монгольфье верили, что подъемную силу обеспечивает не только горячий воздух, но и дым, и поэтому инструктировали своих «аэронавтов» забрасывать пламя сырой соломой и шерстью. Однако Франклин отдавал предпочтение модели с «легковоспламеняющимся воздухом», в которой использовался водород, и оказал финансовую поддержку организации первого полета на таком шаре «с человеком на борту». Этот полет состоялся девятью днями позднее. В то время как Франклин наблюдал за ним из своего экипажа, остановившегося вблизи садов Тюильри (подагра не позволила ему подойти по мокрой траве к толпе зрителей), Шарль и его партнеры провели в воздухе более двух часов и успешно приземлились на расстоянии двадцати семи миль от места старта. И вновь Франклин направил через Бенкса отчет в Королевское общество: «У меня был карманный бинокль, через который я следил за полетом, пока не перестал различать сначала людей, потом корзину, а когда в последний раз посмотрел на шар, он показался мне не больше грецкого ореха». Со времени проведения первых экспериментов с электричеством Франклин неизменно верил, что сначала наука должна очаровывать и удовлетворять любопытство, а уже потом сделанным открытиям следует искать практическое применение. Первоначально он не пытался предугадать пользу от воздушных шаров, но был убежден, что в один прекрасный день эксперименты, как сообщал он Бенксу, «проложат путь к таким открытиям в естественных науках, о которых в настоящее время мы не имеем представления». Можно ожидать, отмечал он в другом письме, «важных последствий, которые не в состоянии предвидеть никто». Также широко известным оказалось его еще более краткое выражение той же мысли, сделанное в ответ на вопрос одного из зрителей о том, какова практическая польза от воздушного шара. «А какая польза, — ответил он вопросом на вопрос, — от новорожденного ребенка?» [541]

Так как англичане не видели пользы от полетов на воздушных шарах и были чересчур гордыми, чтобы последовать французам, то они не разделяли всеобщих восторгов: «Я не наблюдаю склонности у более респектабельной части Королевского общества разделять увлечение воздухоплаванием до тех пор, пока какой-либо эксперимент не докажет его пользу для общества или науки», — писал Бенкс. Франклин язвительно посмеялся над таким отношением. «Мне не кажется разумным отказываться от продолжения нового эксперимента, который, по-видимому, усиливает власть человека над материей, до тех пор, пока мы не сможем увидеть, для чего эта власть может применяться, — отвечал он. — Когда мы научимся управлять ею, то сможем надеяться, что рано или поздно найдем применение для нее, как человек нашел применение силам магнетизма и электричества, первые эксперименты с которыми носили просто развлекательный характер». К началу следующего года он придумал способ практически применить воздушные шары: они могли использоваться в войне или, еще лучше, как средство сохранения мира. «Одним из полезных эффектов может, вероятно, оказаться убеждение монархов в безрассудстве ведения войн, так как даже самый могущественный из них будет не в состоянии сохранять в неприкосновенности границы своих владений», — утверждал он в письме Яну Ингенхоусу, голландскому ученому и врачу.

Однако главным образом Франклин получал удовольствие от всеобщей бурной радости и тех развлечений, которые сопровождали новое явление. Демонстрационные полеты причудливых воздушных шаров, фантастически украшенных, стали массовым увлечением парижан в том сезоне и повлияли на фасоны шляп, причесок и одежды и даже на танцы. Темпл Франклин и Бенни Бейч придумали собственные миниатюрные модели. А Франклин написал одну из типичных пародий, в которой, как и во многих предыдущих, звучал голос вымышленной дамы. «Если вы хотите наполнить свой воздушный шар веществом, в десять раз более легким, чем легковоспламеняющийся газ, — писала она в одну из газет, — то вы можете найти его в больших количествах и готовым к употреблению в обещаниях поклонников и ухажеров» [542].

Как ни увлекался Франклин легкомысленными развлечениями предреволюционного Парижа, в его сочинениях того времени основное внимание уделялось идеям эгалитаризма и антиэлитаризма, необходимым для построения нового американского общества, основанного на ценностях среднего класса. Дочь Салли прислала ему вырезки из газет с сообщениями об учреждении боевого Ордена Цинцинната и общества кавалеров этого ордена — Общества Цинцинната, которое возглавил генерал Вашингтон. В этот орден могли вступить отличившиеся в войне офицеры американской армии, которым затем разрешалось передавать титул члена общества старшим сыновьям. Франклин в начале 1784 года едко высмеял эту идею. Китайцы правы, говорил он, отмечая родителей людей, добившихся славы, так как родители сыграли определенную роль в успехах детей. Но удостаивать особой чести потомков выдающихся людей, не имеющих никакого отношения к заслугам предков, «не только безосновательно и абсурдно, но часто вредно для них самих». Любая форма наследственной аристократии или дворянства, по его заявлению, «полностью противоположна торжественно провозглашенной миссии их страны».

В этом же письме он высмеивал и символ Общества Цинцинната — белоголового орлана, выбранного и в качестве национального символа страны. Это совпадение привело к появлению одного из самых известных юмористических рассуждений Франклина о ценностях Америки и о ее национальном символе:

Я не хочу, чтобы белоголовый орлан был выбран в качестве символа нашей страны, так как он является птицей с плохими моральными качествами. Он не добывает себе пропитание честным трудом; вы сами могли видеть его сидящим на засохшем дереве вблизи реки, где он, слишком ленивый, чтобы ловить рыбу самому, наблюдает за трудами ястреба-рыболова. В сравнении с ним индюк является птицей, вызывающей намного больше уважения, и к тому же коренным жителем Америки… Он несколько тщеславен и глуповат, это правда, но он не становится от этого менее достойным и безусловно является смелой птицей, способной без колебаний атаковать гренадера британской гвардии [543].

Франклин так часто получал письма от людей, желавших эмигрировать в Америку, что в начале 1784 года напечатал брошюру на французском и английском языках, призванную поощрять к эмиграции наиболее трудолюбивых и отговаривать тех, кто стремился к праздной жизни высшего класса. Эссе «К сведению тех, кто хотел бы перебраться в Америку» является одним из самых наглядных выражений веры в то, что американское общество должно основываться на добродетелях средних (или «посредственных», как он иногда говорил, вкладывая в это слово похвальный смысл) классов, своей принадлежностью к которым он по-прежнему гордился.