Уолтер Айзексон - Бенджамин Франклин. Биография

Учитывая влияние эмигрантов-лоялистов, проживавших в Британии, Шелберн понимал, что его правительство может пасть, если он ничего не сделает для удовлетворения их претензий. Делегаты прилагали усилия до последнего дня, но Франклин угрожал торпедировать все соглашения из-за одного этого пункта. Он достал из кармана документ, воскрешавший его собственное требование, что Британия, если она хочет выплаты компенсаций лоялистам за утраченное имущество, должна заплатить за все разрушенные американские города, разграбленное имущество, захваченные грузы, сожженные деревни и даже за его украденную библиотеку в Филадельфии. Британцы вынужденно смягчили свои требования. Выслушав обличительную речь Франклина, они удалились в соседнюю комнату, посовещались и вернулись с заявлением, что готовы довольствоваться обещанием Конгресса «настоятельно рекомендовать» каждому штату провести реституцию, которую он сочтет подходящей для возвращения лоялистам конфискованного имущества. Американцы знали, что штаты мало что станут делать в этом направлении, и потому согласились, но Франклин по-прежнему настаивал на одном исключении, нацеленном на Уильяма: рекомендация не должна применяться к лоялистам, которые «поднимали оружие против вышеупомянутых Соединенных Штатов».

На следующее утро, 30 ноября 1782 года, специальные представители Америки вместе с секретарем делегации Темплом Франклином встретились с британской делегацией в номере Освальда в «Гранд Отель Мусковит» для подписания предварительного соглашения, которое, по сути, положило конец революционной войне. Что касается обязательств, возлагавшихся на Францию, то договор не становился юридически обязывающим до тех пор, «пока условия мира не будут согласованы между Великобританией и Францией». Для этого потребовалось еще девять месяцев. Но договор имел немедленное и необратимое значение, суть которого содержалась в его первой строке, провозглашавшей Соединенные Штаты «свободными, суверенными и независимыми».

В тот день американская делегация в полном составе отправилась в Пасси, где Франклин дал торжественный обед. Даже Джон Адамс подобрел, по крайней мере на какое-то время. Он признался своему другу Мэтью Ридли, что Франклин «вел себя правильно и благородно» [530].

Франклину выпала трудная обязанность объяснить Вержену, почему американцы нарушили обязательства перед Францией и инструкции Конгресса, заключив договор без консультаций с ним. После отправки Вержену копии подписанного соглашения, которое, как он подчеркнул, было временным, Франклин на следующей неделе нанес ему визит в Версале. Французский министр холодно, но вежливо отметил, что «такое внезапное подписание статей» не было «приятным [французскому] королю» и что американцы «не особенно вежливы». Тем не менее Вержен признал, что сами американцы действовали правильно, и отметил, что «наша беседа была дружественной».

Только когда Франклин обратился с дерзкой просьбой о предоставлении Францией еще одного кредита и сообщил о передаче мирного соглашения Конгрессу, Вержен воспользовался возможностью выразить официальный протест. С его стороны, указывал он Франклину, неуместно «давать Америке надежду на мир, даже не удосужившись узнать о состоянии переговоров, которые ведем мы». Америка взяла на себя обязательство не рассматривать вопрос о ратификации любого мирного договора до тех пор, пока Франция не придет к соглашению с Британией. «Вы всегда достойно исполняли свои обязанности, — продолжал Вержен. — Я настоятельно прошу вас подумать, как вы собираетесь выполнять обязательства перед королем» [531].

Ответ Франклина, названный «дипломатическим шедевром» и «одним из самых знаменитых дипломатических писем», объединял несколько исполненных достоинства выражений раскаяния с апелляциями к национальным интересам Франции. «Ничто в предварительном договоре не было направлено против интересов Франции, — заявлял он, впрочем, не вполне корректно, — и никакого мира не будет между нами и Англией до тех пор, пока вы не заключите с ней свой мир». Используя французское слово, которое приблизительно переводится как «благопристойность», Франклин попытался минимизировать значение проступка американской делегации.

За то, что не проконсультировались с вами до подписания соглашений, мы виновны в нарушении правил bienséance. Но так как мы сделали это не потому, что недостаточно уважали короля, которого мы все любим и почитаем, то надеемся, что это будет нам прощено и что грандиозная работа, которая так успешно выполнялась до сих пор, искусно доведенная до завершения и служащая славе его царствования, не окажется сведенной на нет единственным неосторожным поступком с нашей стороны.

Он неустрашимо продолжал добиваться нового займа. «Несомненно, все сооружение немедленно рухнет, если вы на этом основании откажетесь предоставлять нам дальнейшую помощь».

Здесь одновременно звучала мольба и подразумевалась угроза: предав гласности факт нарушения договоренности между нами, предупреждал он, мы нанесем ущерб взаимным интересам обеих стран.

«Англичане, как я только что узнал, тешат себя мыслью о том, что им уже удалось разделить нас. Надеюсь, что мы не будем разубеждать их в этом и что им придется самим узнать, насколько они заблуждались» [532]. Вержен был крайне удивлен этим письмом, копию которого направил французскому послу в Филадельфию. «Вы можете представить себе мое изумление, — писал он. — Думаю, было бы правильно информировать наиболее влиятельных членов Конгресса о недостойном поведении его эмиссаров в отношении нас». Он не обвинял Франклина лично и лишь отмечал, что «тот слишком легко уступил предвзятому мнению своих коллег». Далее Вержен посетовал, что новая нация оказалась не из тех, которые вступают в обременительные для себя альянсы. «Нам скудно заплатят за все то, что мы сделали для Соединенных Штатов, — пожаловался он, — и за то, что мы обеспечили им существование как нации».

Здесь Вержен мало что мог поделать. Решительное противодействие, о чем тонко намекал Франклин, быстро подтолкнуло бы американцев к еще более тесному союзу с Британией. Поэтому, хотя и неохотно, он решил оставить все как есть, проинструктировав посла не заявлять никакого официального протеста Конгрессу, и даже согласился, чтобы Франция предоставила еще один кредит [533].

«Два великих дипломатических дуэлянта официально скрестили шпаги, — отмечал Карл Ван Дорен, — и философ изысканно обезоружил министра». Но, возможно, лучшую аналогию позволяют провести любимые Франклином шахматы. Начиная с разыгранного гамбита, приведшего к заключению союза Америки с Францией, и до эндшпиля, обеспечившего мир с Англией при сохранении дружбы с французами, Франклин мастерски вел сложную «трехмерную» партию против двух агрессивных игроков, проявляя исключительное терпение, когда его фигуры оказывались в трудном положении, и умело использовал стратегические преимущества, когда положение его фигур оказывалось более благоприятным [534].