Уолтер Айзексон - Бенджамин Франклин. Биография

Франклина как «первого великого американца» прославлял самый авторитетный историк того периода Фредерик Джексон Тёрнер {90} . «Его жизнь — это история здравого смысла Америки в ее наивысшей форме, — писал он в 1887 году, — в области бизнеса, политики, науки, дипломатии, религии и филантропии». Его мнение поддерживал и самый влиятельный редактор той эпохи Уильям Дин Хоувеллс, возглавлявший журнал Harper’s. «Он был великим человеком, — писал Хоувеллс в 1888 году, — и цели, достижению которых он посвящал себя с неисчерпаемым энтузиазмом, имели прямое отношение к непосредственному благополучию людей и продвижению к знаниям». Несмотря на то что был «цинично скептичным в отношении идеалов и верований, священных для большинства из нас», он «умело способствовал повышению морального и материального благополучия нации» [631].

Маятник вновь качнулся в обратную сторону в 1920-х годах, когда Позолоченный век индивидуализма разочаровал интеллектуалов. Макс Вебер тщательно препарировал трудовую этику среднего класса с квазимарксистской точки зрения в своей знаменитой книге «Протестантская этика и дух капитализма», в которой Франклин (и Бедный Ричард) часто упоминались как пример «философов жадности». «Все моральные установки Франклина, — писал Вебер, — окрашены утилитаризмом». Он обвинял Франклина в том, что тот верил только в необходимость «зарабатывать все больше и больше денег и отказываться от всех спонтанных жизненных увлечений».

Литературный критик Ван Вик Брукс проводил различие между двумя культурами Америки — интеллектуальной и «домотканой» — и называл Франклина основателем последней. По словам Брукса, он воплощал «показной оппортунизм» и «мудрость двойного стандарта». Поэт Уильям Карлос Уильямс добавлял, что он был «нашим мудрым проповедником крючкотворства», а Синклер Льюис в своем романе «Бэббит» принижал значение буржуазных ценностей и гражданской активности. Имея в виду часто цитируемое кредо Франклина, Льюис писал: «Если бы вы спросили Бэббита, каковы его религиозные убеждения, он, наверное, ответил бы, как подобает члену Клуба толкачей, выспренно и красноречиво: „Моя религия — служить человечеству, любить ближнего, как себя самого и вносить мою лепту в то, чтобы сделать жизнь более счастливой для всех и каждого“» [632].

Наиболее злобными и забавными — и во многих отношениях ошибочными — были нападки на Франклина английского критика и новеллиста Д. Г. Лоуренса. Его эссе, написанное в 1923 году, временами оказывается громкой проповедью концепции потока сознания, резко упрекающей Франклина в отсутствии романтизма и в буржуазной природе добродетелей, отраженных в его «Автобиографии»:

Доктор Франклин. Маленький серенький человек! Бессмертная душа, и все! Часть бессмертной души была своего рода дешевым страховым полисом. Но в действительности Бенджамин не заботился о бессмертной душе. Он был слишком занят социальным человеком. <���…> Я не люблю его.

Я помню, когда был маленьким мальчиком, отец обычно покупал мне дешевый альманах, на обложке которого изображались солнце, луна и звезды. В нем публиковались пророчества о кровопролитии и голоде. Но по углам страниц располагались короткие юмористические истории с моралью. И я самодовольно посмеивался над женщиной, считавшей цыплят прежде, чем они вылуплялись из яиц, и был убежден, также с некоторым самодовольством, что честность является лучшей политикой. Автором этих безделиц был Бедный Ричард, а Бедным Ричардом был Бенджамин Франклин, сочинивший их в Филадельфии более ста лет тому назад. И я, вероятно, еще до сих пор не справился с истинами Бедного Ричарда. Они по-прежнему мучают меня. Они остаются источником постоянного раздражения.

Потому, хотя я по-прежнему верю, что честность является лучшей политикой, я не люблю политику вообще; несмотря на то, что по-прежнему неразумно считать цыплят, пока они не вылупились из яиц, мне еще более ненавистно, когда их с упоением считают после появления на свет. Мне потребовалось прожить много лет и бессчетное число раз испытать страдания, чтобы выбраться из загона, огороженного колючей проволокой морали, который соорудил Бедный Ричард. <���…>

Что же возвращает нас обратно к вопросу о том, что плохого в Бенджамине, чего мы не можем выносить? Я нравственное существо. И собираюсь оставаться таковым. Я не стану превращаться в маленький добродетельный автомат, каким хотел бы видеть меня Бенджамин. И сейчас я, по крайней мере, знаю, почему не выношу Бенджамина. Он пытается лишить меня моей внутренней целостности и моего заповедного леса — моей свободы.

В своем эссе Лоуренс интерпретировал тринадцать добродетелей Франклина, делая их более соответствующими романтическим воззрениям. Вместо франклиновского определения трудолюбия («Всегда будь занят чем-нибудь полезным») Лоуренс написал: «Всегда служи Святому Духу; никогда не служи человечеству». Вместо франклиновского определения справедливости («Никогда не обижай людей, причиняя им зло») Лоуренс написал: «Единственная справедливость заключается в том, чтобы следовать интуиции души, рассерженной или нежной».

Это жизнеутверждающее эссе, но следует отметить: Лоуренс в своем причудливом определении справедливости, в котором главным оказываются собственные желания индивида, критиковал не реальную личность Франклина, а персонаж, который тот создал в альманахе Бедного Ричарда и в «Автобиографии». Кроме того, Лоуренс располагал несколькими ошибочными фактами: в частности, приписывал Франклину сентенцию «Честность есть лучшая политика», которая выглядит как его собственная, но в действительности принадлежит Сервантесу, и историю о подсчете невылупившихся цыплят, которая восходит к Эзопу [633].

Подход Лоуренса нашел отклик в более самостоятельном, хотя и менее эмоциональном критическом опыте, предпринятом Чарльзом Ангоффом в «Истории литературы американского народа», опубликованной в 1931 году. Данное Карлайлом описание «буржуазности Франклина» и Франклина как отца всех янки было, по утверждению Ангоффа, «клеветой на все племя», которое породило таких рафинированных авторов, как Готорн и Торо. «Правильнее назвать Франклина отцом всех киванианцев {91} », — язвил Ангофф, безжалостно развенчивая то, что он считал в мышлении Франклина «низкосортным»:

Франклин олицетворял качества обитателей Нового Света, наименее достойные восхваления: скупость, финансовую практичность и отсутствие интереса ко всему, что обычно называется духовными ценностями. Бэббитизм {92} не был новым явлением в Америке, но Франклин сделал его ее религией и благодаря своему огромному успеху привил американскому народу настолько прочно, что от последствий этого национальный гений страдает до сих пор. <���…> Ни слова о благородстве, ни слова о чести, ни слова о величии души, ни слова о милосердии разума! <���…> У него была убогая и ничтожная душа, и более высокие сферы были ему недоступны [634].