Уолтер Айзексон - Бенджамин Франклин. Биография

Великая депрессия 1930-х годов еще раз напомнила людям, что добродетели трудолюбия и бережливости, помощи ближнему и сохранения единства общества не заслуживают того, чтобы отбрасывать их как незначительные и банальные. Репутация Франклина вновь стала восстанавливаться. Философ-прагматик Герберт Шнейдер в книге «Пуританский разум» указывал, что предыдущие нападки на Франклина были направлены главным образом на проповеди Бедного Ричарда, а не на то, как Франклин в действительности прожил жизнь, которая вовсе не была посвящена обогащению ради обогащения. В 1938 году коллега Шнейдера по Колумбийскому университету Карл Ван Дорен отразил эту точку зрения в своей знаменитой литературной биографии Франклина. «Он шел по этому миру, познавая его с улыбкой», — заключал Ван Дорен. А великий историк науки Бернард Коэн утверждал, что научные достижения Франклина позволяют поставить его в один ряд с такими корифеями, как Ньютон. Эксперименты Франклина, писал Коэн в 1941 году, «заложили основу для объяснения всех известных электрических феноменов» [635].

Франклин также стал духовным патроном приверженцев нравственного самоусовершенствования. Дейл Карнеги изучал «Автобиографию», когда писал свою знаменитую книгу «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей», которая после публикации в 1937 году создала моду, существующую и по сей день, на книги, содержащие простые правила и секреты того, как добиваться успеха в бизнесе и личной жизни. Как отмечал социолог Дигби Балтцелл, исследователь американских элит, «Автобиография» Франклина стала «первым и величайшим из когда-либо написанных учебников для карьеристов бэббитовского типа» [636].

Стивен Кови, признанный мастер этого жанра, опирался на систему Франклина, создавая бестселлер «Семь навыков высокоэффективных людей» и параллельно — сеть магазинов, где продаются органайзеры FranklinCovey и другие принадлежности, воплощающие идеи Франклина. К началу XXI века на полках магазинов, торгующих литературой по самосовершенствованию, можно найти множество книг на эту тему, в том числе «Книгу Бена о добродетелях: простой недельный план Бена Франклина для достижения успеха и счастья», «12 правил менеджмента Бена Франклина: отец-основатель американского бизнеса решает ваши самые трудные проблемы», «Бен Фраклин: искусство быть добродетельным и формула жизненного успеха», «Фактор Бена Франклина: продажи один на один» и «Здоровый, богатый и мудрый: принципы жизненного успеха на примере карьеры Бенджамина Франклина» [637].

В научном мире с приближением трехвекового юбилея Франклина появилось много книг, в целом благожелательно оценивавших его деятельность. Г. В. Брандс из Техасского университета в книге «Первый американец» с симпатией описал эволюцию характера Франклина. «К своей гениальности он добавил стремление к добродетели», — таков был его главный вывод. В 2002 году Эдмунд Морган, бывший профессор истории Йельского университета, сделал исключительно глубокий анализ характера Франклина на основе изучения его рукописей и личных бумаг. «Мы находим в них, — утверждал Морган, — человека, мудрость которого соответствовала величию его сердца» [638].

В массовом сознании Франклин воспринимается скорее как забавник, а не глубокий мыслитель, вызывавший восхищение Юма, или политический махинатор, бесконечно раздражавший Адамса. В эпоху, которая временами была бедна идеями и событиями, зато наполнена флиртом и ничем не скованным предпринимательством, Франклин считался непревзойденным остроумцем. Он представлялся веселым распутником, как бы между прочим занимавшимся государственными делами (как, например, в таких пьесах, как «1776» и «Бен Франклин в Париже» {93} ), искрометным старым оратором, способным рассуждать на любые темы — от выпечки печенья до управления паевыми фондами, — и гениальным мудрецом, чьи поговорки призваны скорее развлекать, чем устрашать амбициозных молодых работников.

«Сегодня мы знаем Бенджамина Франклина преимущественно по его старому рекламному образу: старик в бриджах, в длинном пальто, в очках, с лысой макушкой и длинными волосами — фанатик, безрассудно увлеченный запуском воздушных змеев в грозовые облака, — писал историк Алан Тейлор. — Он больше не вызывает ни споров, ни низкопоклонства — только смех. Мы лишь смутно ощущаем его важность для XIX и начала XX века как образцового выразителя ценностей американского среднего класса» [639].

Для социолога Дэвида Брукса успокоительная версия образа Франклина воплощает и предпринимательский, и моральный настрой Америки начала XXI века. Он был одной из тех исторических фигур из американского Пантеона, пишет Брукс, «которые мгновенно почувствовали бы себя в офис-парке как дома».

Он, вероятно, присоединился бы к хору энтузиастов современных технологий, утверждающих, будто интернет и новейшие биотехнологии чудесным образом изменят жизнь на земле; он разделял бы страсть к прогрессу. В то же время он выглядел бы вполне уместно со свой иронией и легким цинизмом, которые задают тон в беседах, звучащих в высоких кабинетах…

Но тогда Франклин чувствовал бы себя как дома в современной Америке. Он разделял бы ценности привыкшего к комфорту среднего класса, он был бы оптимистичным, добрым и любезным, а его главным недостатком было бы самодовольство. Каждый легко может представить его в торговом центре, очарованным изобилием товаров и умным маркетингом. В то же время он восхищался бы всеми проявлениями гражданской активности молодых американцев и тем, как взрослые американцы в общественных организациях используют религию в благих целях.

Франклин в течение многих лет несправедливо подвергался нападкам, отмечал Брукс, со стороны романтиков, мишенями для которых были капитализм и буржуазная мораль среднего класса. «Но сейчас главную проблему представляет чрезмерный франклинизм, и мы должны задуматься над тем, как привнести в жизнь сегодняшней Америки ощущение трагизма и моральной ответственности, которых было так мало в ее основателе-яппи» [640].

Отсутствие моральной ответственности и духовной глубины является самым серьезным обвинением против Франклина. И в своей жизни, и в своих сочинениях он иногда демонстрировал дефицит преданности, душевных страданий, поэтичности или души. Фраза из письма сестре Джейн (1771) отражает самодовольство и недостаток душевной страсти: «В целом я склонен любить мир таким, каким его нахожу, и подвергать сомнению мои собственные суждения о том, что могло бы его исправить» [641].

Его религиозные верования, особенно в начале жизни, во многом определялись его оценками того, во что людям полезно верить, а не являлись выражениями внутренних убеждений. Деизм выглядел привлекательным, но оказался не слишком полезным, и поэтому Франклин дал ему моральное толкование и редко беспокоил свою душу вопросами о милосердии, спасении, божественном происхождении Христа или другими глубокими проблемами, которые не влекли за собой практических выводов. Он находился на другом краю спектра по отношению к пуританам, занятым мучительными поисками души. Так как он не имел фактических свидетельств существования божественных внушений, то усвоил простое представление о том, что наилучший способ служить Богу — делать добро другим.