Юрий Папоров - Рыбка из «Аквариума»

Уже в конце пребывания в Москве Пятый сообщил информацию, полученную от Сорок четвертого, что дознаватели ФБР, не обнаружив следов Мориса Блоха в Мексике, возвратились в США, где Келли продолжал стойко держаться и было похоже, что скоро будет выпущен, — Петр узнал, что бывший заместитель Пятого (Девятый) прилетел в Москву, где был отправлен на пенсию «по состоянию здоровья».

Подполковник Серко испросил разрешение и повстречался со своим любимым педагогом-наставником по Академии полковником Бубновым. Петром руководили ностальгические чувства, а не желание «покрасоваться», похвастать успехами. Из головы не шел разговор с Мировым. Петр и сам, к сожалению, видел, что ни одно обещание Хрущева улучшить жизнь трудящихся Союза на практике не осуществилось. Тем не менее потенциальные враги «душили» его в объятиях и восхвалениях.

Бубнов порадовался успехам своего ученика, но на откровенный разговор не пошел. Меж тем Петр отметил у своего бывшего наставника некую понурость, отсутствие прежней реакции на шутки. И сам уход от тем, касавшихся положения дел в стране, в армии, в Академии, как и беседа с Мировым, оставляли тяжелый осадок на душе. Всплыл в памяти случай на последнем курсе Академии. Однажды капитан Серко дежурил, был начальником караула. Неожиданно ему довелось присутствовать на разборе дисциплинарного проступка слушателя первого курса. Новый начальник курса, недавно пришедший из Разведупра Киевского военного округа полковник Свиридов в присутствии всего курса, стоявшего перед ним в строю по стойке смирно, изрек: «Впредь знайте, если кто один из вас ослушается, не выполнит приказа — отвечать будет отделение. Если отделение не выполнит приказа — пострадает весь курс!» Тогда этот «аракчеевский» прием широко обсуждался в Академии. Серко спросил:

— А как сложилась судьба полковника Свиридова?

— Преуспевает и процветает! Получил генерала и должность заместителя начальника Академии, — полковник опустил глаза, и стало так тихо, словно они вдвоем были единственными живыми существами на всей планете.

После долгой паузы Серко посетовал на то, что, как ему казалось, среди сотрудников аппарата «Аквариума» как-то потускнел царивший прежде дух товарищества, заметнее стало чинопочитание, и спросил: чем можно объяснить, в чем состояла причина роста предательства, почему увеличивается количество случаев перехода офицеров ГРУ на сторону противника?

И тут умный, прежде всегда уверенный в себе опытный разведчик и прекрасный педагог вновь ушел от прямого ответа и лишь сказал:

— Одна у человека родная мать, одна у него и родина. Ей мы служим, а не Свиридовым.

Беседа, которой так ждал Петр, в сущности не состоялась, и распрощались они как-то по-казенному.

Глории многое понравилось в Москве, и она плакала искренними слезами, когда расставалась с полюбившейся ей Галиной Александровной. Та же только кусала губы. Петр осыпал мать поцелуями и ускорил момент прощания. Долгие проводы — лишние слезы.

Маршрут домой лежал прежним путем и с прежними документами. Он был отработан на самом высоком профессиональном уровне. В Риме они вместе со своими паспортами, с которыми прилетели из Мексики, получили и счет за проживание в течение полутора месяцев в пансионате «Джулия Ланцетти». Нервное вздрагивание Глории днем и ночью на каждый стук в дверь гостиничных номеров, как она вскоре поняла, было явно излишним. И это в большей степени, чем подношения, полученные в Москве, и шикарные подарки дочурке, отцу, сестрам и подругам, купленные в Копенгагене и Риме, успокоило ее нервы. Она на следующий же день после возвращения домой помчалась к врачу и убедилась, что ей следует готовиться и ждать второго ребенка.

Мишель жаждал первой встречи с Пятым. Считая, что судьба явно улыбалась ему, Род хотел как можно скорее поделиться добрыми новостями с человеком, которого уважал, кому беспредельно верил.

За бутылкой «Наполеона» в своем любимом тихом ресторанчике они просидели не менее четырех часов. А когда стали расходиться, уже на улице Пятый по-дружески положил обе руки на плечи Мишеля и абсолютно внятно сказал:

— Не сомневался в тебе с первого дня знакомства! Однако помнится, что я уже говорил тебе, майору, и теперь скажу, подполковнику: не читай ты умных книг! Это обязательно приведет тебя к конфликту с теми, кто руководит нами там, в Москве. Не забывай, что в любой день ты можешь снова оказаться в их среде. Что бы ты им ни говорил, они не смогут или не захотят тебя понять, вначале обидятся и очень скоро начнут считать тебя чужим, а потом и врагом.

…На пути домой он почему-то снова вспомнил не слишком обнадежившую его московскую беседу с Бубновым. И в сердце снова тревожно кольнуло.

Миновал Карибский кризис, когда мир висел на волоске от ракетно-ядерной войны. Хрущев, на пьянящей волне успеха СССР в освоении космоса, возомнил, что теперь пришла пора показать американцам «кузькину мать» и в делах земных. А раз так, то почему бы не подсунуть в подбрюшье Америке, на Кубу, советские ракеты? Военные же, не из породы Игнатьевых и Петровых, спят и видят рост числа звезд на погонах и на груди. Они не могли не воспользоваться столь неблагоприятной для себя ситуацией. Зная, что Хрущев считал стучание каблуком ботинка по трибуне ООН вершиной, венцом международной политики, они ловко поднесли ему штоф [6] Старая русская мера водки, равная ⅒ ведра; ведро — русская мера жидкости, равная 1 / 40 бочки; бочка — русская мера жидкости, равная 40 ведрам (492 литра). и получили «добро» на операцию «Анадырь». Голоса Громыко и Микояна, в данном случае мысливших трезво, ясно представлявших, во что обойдется казне эта самая операция «Анадырь» и что ее осущств-ление проще пареной репы обязательно станет зажженной спичкой у бочки с порохом, не были услышаны.

И Сорок четвертый вынужден был через день давать информацию, а Мишель — работать ночами и лишь урывками спать днем.

Поначалу Пятый донес в «Аквариум», что Кеннеди еще в начале августа осудил рьяно созданную объединенными усилиями ЦРУ и министерства обороны группировку вторжения на Кубу, запретил дальнейшее развитие этого замысла, но при этом произнес загадочную фразу: «Однако что ни делается, все к лучшему!» Затем Мишель отправил радиограмму о том, что тот же Джон Кеннеди в конце августа на совещании с министром иностранных дел Дином Раском, министром обороны Макнамарой и руководителем ЦРУ Джоном Маккоуном предложил «более не тратить ни цента на организацию убийства Кастро» и заявил, что «кубинская революция Фиделя Кастро должна умереть сама собой, что для США это будет намного выгоднее, чем ее подавление силой. И Советский Союз пусть несет расходы на содержание Кубы Кастро, меньше средств будет иметь на создание ядерных ракет». Сорок четвертый докладывал, что руководитель резидентуры ЦРУ в Мексике Говард Хунт на это заявил, что Кеннеди «идеалист-лунатик», что «коммунизм Кастро, который позволяет русским создавать мощную военную базу под носом США, следует выжечь каленым железом».