Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

22 июля. Полевая почта. «Дорогой М. М., получил Ваше хорошее, теплое письмо, ношу его в кармане и перечитываю. Улыбнулся, читая о Вашем треугольнике — КВТ. Да, действительно счастье, что Вы живете между его углами.

О Егоре Егоровиче Фромгольде прочитал строки с ужасом. Внутренне же не совсем уверен, что он не натворил дел в критические дни для Москвы 15–16 октября 41 года.

Жаль, что очень мало пишете о Сереже Симонове. Его я искренне люблю и много связано хорошего, музыкального, спокойного и умного с ним. Он действует, как теплая ванна.

Читая Ваше письмо, переношусь в другую жизнь. Очень ярко выплывают образы прошлого. Настоящего там у Вас я себе не представляю, так, как и Вы, вероятно, нашей жизни. Попробую рассказать Вам о себе и антураже. Представьте Вы себе верзилу в форме медицинского подполковника, с седеющими волосами и сильно поредевшим теменем. Ношу кирзовые сапоги, именуемые у нас "тиграми", револьвер на боку, стетоскоп в кармане. Володя сейчас же нарисовал бы на это чудище карикатуру.

Работа у меня сложная, но больше всего меня тянет на передний край — видимо, голос крови — я ведь из военных. Масса бесконечных разъездов на машине или лошадях. За 25 месяцев ни разу не ездил по железной дороге. Только один раз видел полированную поверхность рояля. Первого июня был свидетелем сильнейшего современного боя со всеми техническими средствами. Впечатление большое, тяжелое — много гибнет людей.

С начальством не лажу, и здесь только я понял, что не всегда удобно быть лицом, ну хотя бы с профилем Вашим, или Сережи Симонова.

Дела у немцев дрянь, и это покрывает все личные неудачи и неприятности. Надо много, много работать, а это дается только в том случае, если в основе жизни и деятельности лежит большой принцип. Не упрекайте меня в доктринерстве и простите за эту философию. Она-то, в общем, примитивна, но в наших условиях и простые вещи приобретают громадное значение.

Так вот заскучал по музыке. С громадными трудностями достал скрипку и минут сорок нахожу время играть в сумерки. Это большая отрада. Совершенно почти не читаю, но вчера достал "Гамлета" в переводе Пастернака и с наслаждением перелистываю. Общество окружающих: есть замечательные, есть и очень плохие. Это огорчает, потому что какая там ни война, а без быта не обойдешься… Один умный человек сказал, что война — это прежде всего ожидание, и это верно. Больше всего приходится ждать, иногда по очень долгу, а это надо уметь. Сейчас мне надо уезжать, а я с Вами не наговорился. Ваш Е.Медведев».

2 июля. Муром. «Пользуюсь оказией, дорогой М. М., чтобы послать Вам "нецензурную" записочку. Может быть, и Вы черкнете такой же "нецензурный" ответ.

Подательницы записки — мои операционные санитарки. Поехали они во Владимир провожать сошедшую с ума мою операционную сестру. Муромские головотяпы из военкора некоторое время тому назад ее мобилизовали и в 24 часа отправили на фронт, а она, бедняга, там заболела "мозгами набекрень", и ее привезли обратно для помещения в психбольницу. У меня же в результате в течение двух недель ни одна операция не прошла без нагноения. Да и сейчас я еще не вполне устроился и не залечил нанесенную хирургическому отделению рану.

Живем мы со старухой, дорогой друже, пока сносно, поспели овощи на своем огороде, ну, а все же с большим страхом ждем наступающую зиму — ни полена дров нет, и не предвидится, да и пищевые запасы наши не ахти как велики и не обещают даже полуголодную зиму. В больнице мы дошли до последней степени разорения и развала. Без воды (это в хирургическом-то отделении), нет часто света, нет спирта, нет никакого наркоза, не хватает белой марли. Об инструментах я уж не говорю. Шелк достаю у местных женщин, которые когда-то вышивали шелками. Ведь, вероятно, и во Владимире те же условия. Воображаю, как трудно Вам работать. Даже московские институты жалуются на слабость снабжения. Кстати, знаете ли Вы, что Бурденко и Юдин избраны членами Королевского Хирургического общества в Лондоне? В Москву приезжала целая делегация крупнейших хирургов Англии и США и привезли им дипломы и тоги. Юдин "угостил" гостей операциями на желудке и пищеводе. По отзывам очевидцев, это был блестящий показ. Молодец Сергей Сергеевич! Кроме того, он демонстрировал 5000 инородных тел, удаленных из пищевода. Имейте ввиду, что он не имеет ни одного советского ордена…

Ну, желаю Вам, дорогой и родной М. М., счастливо пережить грядущую зиму. Ваш Н.Печкин».

30 июля. Кокошкино. «Уважаемый М. МЛ Вот я никак не могу понять, зачем Вы себе берете так много работы? В настоящее время ведь всякая работа рассматривается лишь с точки зрения необходимости и материальных благ. Неужели для одного недостаточно того, что дает заведование одной больницей, и является необходимость взять еще такую же работу? Или это стремление к работе является с возрастом, или увеличиваются потребности человека? Ведь Вы были так скромны в своем обиходе.

Вот если судьбой суждено, чтобы мы увиделись, то я очень боюсь прочитать в Ваших глазах пренебрежение к моей особе. Но я надеюсь, что Вы призовете на помощь весь свой такт и выдержку. Ведь нас, учителей, прикрепили на лето работать в колхозе, как рядовых колхозниц. Босая, в худеньком вылинявшем платьишке, с грязным мешком за спиной для выполотой травы… Счастье мое, что никогда я не делала себе маникюра, иначе не могла бы защититься от заболевания пальцев. Возвращаюсь с работы такая усталая, что едва хватает сил вымыть растрескавшиеся ноги от сухой глины, Добавьте: что питание все тоже, а зарплату выплачивают в половинном размере. Итак, я получила 104 рубля и на это не могу купить даже куска мыла. Работаю, конечно, не силою, а нервами, и поэтому получается как волны — вслед за подъемом, падение…

Ну, будьте сыты и здоровы. А.Крюкова».

3 августа. «Милый М. M.I Лежу в городской больнице в Загорске. Здесь очень голодно, но мило. Провожу время на деревянном крылечке на сене, читаю серьезные, полезные книги и наслаждаюсь. Положили меня с дистрофией и авитаминозом и, наверно, скоро выпишут — здесь уж слишком голодно, чтобы можно было долго выдержать, а жаль, можно бы хорошо отдохнуть, а я с моими больными ногами никуда не годна. От пилки дров в лесу меня освободили. Милая Софья Андреевна Толстая-Есенина прислала мне 10 кило сахарной свеклы, и сестра Наденька заботится обо мне. И вот благодаря помощи всех понемногу, в том числе и Вашей, все еще живу.

Была я в Косино в доме у Софьи Владимировны Олсуфьевой и там узнала, что зимой она очень болела от голода. Жива ли она?

Были бы средства, поехала бы к ней. Болея все больше, люблю природу и Бога. И счастлива этим. На темные стороны жизни стараюсь не глядеть. Любящая Вас Т.Розанова».