Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

12 ноября. Загорск. «Дорогой М. МЛ Утешу Вас — жить мне стало гораздо лучше. У нас топят, есть свет, есть мешок картофеля и впереди немного денег. В Ясную Поляну вряд ли поеду — мало привлекательно. Зависеть от произвола и каприза Софьи Андреевны не так-то весело. Ее вульгарная любезность бывает тяжелее, чем самый грубый окрик рабочего человека. Она типичная барыня. И хотя я ей бесконечно благодарна и она спасла меня от голодной смерти, но все же мне хочется как можно меньше от нее зависеть.

Вы в предыдущем письме, между прочим, писали: "Хочешь жизни хорошей, а смерти собачьей, — оставайся холостым". Ну, если в совести своей Вы покаетесь в грехах своих, то думаю, и смерть Ваша будет светлая и хорошая. Вы пишете также о моих литературных способностях. Думаю, Вы ошибаетесь — я слишком нетерпелива, чтобы стать писательницей. Для этого надо иметь большое терпение и любовь к людям дальним, а у меня этого нет. В письмах же своих я всегда стремлюсь правдиво описать факты, что всегда делает сильным и красочным перо.

В праздники наслаждаюсь Игнатием Брянчаниновым — его честностью в слове и удивительной художественной выразительностью.

Пишите о себе. Денег не посылайте. Теперь я живу лучше. Т.Розанова».

13 ноября. Полевал почта. «Многоуважаемый М. МЛ Вчера принесли Ваше письмо. Среди армейской жизни я довольно сильно, как мне кажется, огрубел. Письма вообще пишу редко. Написать Вам у меня несколько раз возникало желание, да вот чего-то не хватило для этого.

Ваше письмо сразу перенесло меня в "Историю Государства Российского" и влило бодрость в мое существование. Вспомнил сразу Ваши огромные книжные шкафы. Вашу комнату, где стены являлись шедеврами (как у Бальзака). Маленький столик у окна с неразрезанными до конца номерами журналов, или новоизданного Дантова Ада, кресло времен директории, гофрированный абажур и знаковый профиль Вашего "книжного знака".

Мне нравится в Вас, вернее — мне хочется проникнуться тем же жизненным духом, который при переселениях на новое место заставляет Вас браться за его историю, развернуть книгу.

Читать я стал мало. Кажется то, что забыл — забыл. Жду Вашего письма на мое пробное письмо. Юрий Вихляев».

15 ноября. Богородское. Дом престарелых ученых. «Дорогой Миша! Потребность беседы с тобою подвигла на готовность передвинуться к тебе несмотря на большое изнурение, но, видимо, придется обождать твоего служебного приезда в Иваново и посещения нас в Богородском, которое является, в сущности, пригородом Иваново. Наши семидесятилетние престарелые делают этот путь пешком. На ночевку мы устроим тебя у себя. Обеспечение престарелых здесь много хуже, чем известное тебе по приезду в Ленинград. Но регулярное, хотя и недостаточное питание, и постельный режим мне обеспечен.

Мы, пожалуй, должны отпраздновать с тобою сорокалетний юбилей нашего знакомства. Непростительно, но я запамятовал, в 6-й или 7-й класс Острогожской гимназии ты поступил? Напомни мне. Сдается, в 7-й. Я благословляю те времена. Большая часть жизни позади. Большая часть трудностей, возможно, впереди. Но для преодоления их у меня еще достаточно бодрости, а вот страшны мне — темные людские страсти, а так же дела людские, противные природе человека. Мне пришлось быть около них. Они так поразили душу, что она нуждается в особом целительном лекарстве. Буду ожидать встречи с Тобою. Хочется ощутить теплоту твоих рук и пожить воспоминаниями нашей юности. Береги себя. Обнимаю. Д.Лихоносов».

16 ноября. Принялся писать свои воспоминания и пишу с азартом. Кому это нужно, кому это понадобится — не знаю, но мне это нужно. Это очень скрашивает мою жизнь здесь, и притом никому не во вред.

Прочитал за эти дни Бородина «Дмитрий Донской». Вышла эта вещь года полтора назад. Хорошая книга. Хорошо о Дмитрии и, особенно, хорошо о преподобном Сергии. Для автора он не Святой, и трактует он его не по «житийному», но ставит очень высоко и по уму, и по государственной мудрости.

Выпала красивая зима. Воздух чудесен… Плохо одно — нет музыки здесь. Сегодня прочитал в «Правде» о возвращении К.Н.Игумнова в Москву. Пишу ему и искренне радуюсь его благополучному возвращению и мечтаю, что он будет играть в «моем зале». Для этого нужно иметь приличный инструмент, а не то негодное пианино, что достал я, и нужно, чтобы К. Н. приехал сюда, но… тихонько, тихонько все будет…

18 ноября. Москва. «Миша, родной! Утро, еще все спят. Отец пошел за хлебом, а я хочу урвать несколько минут, чтобы написать тебе. В течение дня вырвать хоть одну минуту совершенно невозможно. Жизнь так полна, так насыщена бытом, что остается одна усталость, тревога и ничего больше. Когда я имею возможность остановиться — это в очереди у магазина, — и немного одуматься, у меня на сердце обида, обида, что нет со мною тебя, что кому-то нужно было сделать это, и я вот без моральной помощи, без проблеска юмора, праздника, радости мечусь как угорелая. Но то, что ты во Владимире, а не в Москве — это такое твое счастье. Кругом больные. Сейчас у Любочки воспаление легких. Катя тоже на больничном листе и с матерью. Вчера у Любочки температура снизилось, и отлегло немного от сердца. Слегла вчера Люлечка, тает у меня на глазах Максимовна. Комната у нее не топится, и сегодня отец идет ставить ей железную печку и протягивает трубы через коридор в кухню. Она верит, что в тепле сразу выздоровеет и будет еще "выполнять норму". А пока она все время почти у нас, лежит на диване, очень часто дышит и шепчет что-то без конца… Вот наша жизнь! Вот наш быт — целый день печурка, картофель, самовары… Руки такие страшные, что смотреть противно… Ну… Ты не огорчайся. Многие, многие живут еще хуже, а я за все благодарю Бога… Ну, жду. Хочу видеть. Приезжай, родной. Аня.

P. S. Заходил сейчас А.С.Корчагин. Боже! Просто бог. Упитанный, молодой, благополучный шофер. Мы все рядом с ним пролетарии несчастные».

20 ноября. Владимир. «Милая Татьяна Васильевна! Радуюсь Вашему теплу и свету. Дай Бог и впредь такое благополучие. Вот о чем я думаю — как помочь С.В.Олсуфьевой? Хоть немного помочь. Узнайте ее адрес и пошлите мне. Отсюда можно посылать посылки в какие-то "скорбные места". Боюсь, что ей никто ничего не посылает. Пожалуйста, пришлите мне ее адрес.

Живу я хорошо. Не хватает мне только своих да музыки. Был здесь два раза в гостях у врачей-хирургов. Вы знаете, я не охотник до "гостей", но положение обязывает, да и гости были устроены для меня. Угощение было обильное, но "духа настоящего" не было. Все же долгая жизнь в провинции среднего человека накладывает на него густую провинциальную патину.

В Загорск ехать зимою мне не хочется. К Володе не подойдешь, а быть в Загорске и не быть у него — это невозможно. Вот что будет весною. Еще раз спасибо за добрые вести о себе. Будет нужда в деньгах — напишите… М. М.».