Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

В Вашей "милой провинции" Вы лишены лучшего, что есть в жизни — музыки. Я, правда, нигде не бываю, но могу быть, и это уже много. Простите, что бережу Вашу рану — такое у меня сейчас замысловатое настроение. Ольга Павловская».

13 декабря. Загорск. «Милый М. М.! Беспокоюсь я о Вас. Административная работа в настоящих условиях не по Вас и подорвет Ваше здоровье. Как бы я хотела в Вас видеть меньше суеты и деятельности и больше созерцательной и серьезной сосредоточенности. Необходимо Вам почитать Игнатия Брянчанинова. А он есть у Вас? С продовольствием и со всеми делами продолжает делаться то же, что прошлую зиму. В комнате холодно. Временами замерзаю, особенно утрами. Сегодня согрелась чаем с конфеткою у С.А.Волкова. Мы с ним дружим молча, а когда разговаривать начинаем, то ссоримся.

Известие о гибели рукописей отца очень огорчило меня. На все воля Божия! Сколько усилий было спасти и сохранить их столько лет, и так нелепо погибнуть им! Расстроилась я очень. Браню себя за вечную доверчивость. От доверчивости вся наша семья погибла.» Ну, вот и все.

Пишите. Т.Розанова».

20 декабря. Полевая почта. «Дорогой М. МЛ Поздравляю Вас с наступающим Новым годом, новым счастьем и новыми победами» которые в 1944 году уже наверное вернут нас к мирной жизни и труду- Знакомству нашему, по моему расчету, исполняется 20 лет. Это дата солидная. Много за это время было пережито и радостного, и горького, а все-таки живы и не потеряли самого главного — ощущения радости бытия, борьбы и, у меня лично, стремления к общению с Вами.

Вы, М. М., оказали большое влияние на формирование меня, как личности. И Ваш хороший вкус во многом способствовал моему воспитанию. Я Вам за это благодарен. И врачом-то я стал из-за Вас. Некоторые наши "расхождения" никогда не отдаляли меня от Вас, и я был уверен, что в отношении некоторых вопросов мы, в конце концов, придем к одному и тому же, потому что в основе все-таки лежит Россия, Родина и наш русский народ. Война и отношение к ней нам это сказали, а остальное все второстепенно.

Недавно праздновали мое награждение — я с благоговейным чувством принял орден Отечественной войны. Название его уж очень хорошо. К тому же это за мой родной Смоленск.

От души желаю Вам здоровья и радости всякой. Ваш Евгений Медведев».

23 декабря. Загорск. «Здравствуйте, дорогой М. М.1 Рад, что книга Голубинского доставила Вам удовольствие. Это суровый, немного черствый, но обстоятельный и верный источник. Я Голубинского в Академии не застал. Он уже умер. В мое время Историю Русской Церкви читал Н.И.Серебрянский. Это был изумительный лектор и блестящий эрудит, не уступавший Ключевскому.

Теперь относительно Ваших вопросов: "анлав" и "параманд" — понятия идентичные. Так в монастырской практике называется плат с изображением орудий "страстей", его монахи носили на груди. "Библиофика" = библиотека. Это рейхлиновское произношение, близкое Византийскому, принятое в церковном мире. Античное произношение красивее Византийского и современного церковного: в нем певучесть, тогда как в последнем — шепелявость. Что Вы читаете еще сейчас? Во Владимире должны быть хорошие книги — это древний город.

Будьте здоровы. Сергей Волков».

26 декабря. Иваново. «Дорогой Миша! Давно пора мне ответить на твое письмо, но одолели немощи. Температура снизилась, понемногу возвращаются силы, но в комнате не тепло — еще милует сиротская зима. Недостаточно питание. Бьемся за дополнительный паек научного работника на время болезни, но упираемся в бездушие и формализм. Сколько понапрасну уходит сил! Больно и горько… Чем мы держимся?.. Тургенев после беседы с Хорем пришел к выводу, что русский человек так верит в свою силу и крепость, что не прочь себя поломать (скажу от себя — "до хруста костей"). О прошлом своем не думает; склонен перенять все хорошее и разумное, чье бы они не было. Со своим здравым смыслом не прочь посмеяться над сухопарым немецким рассудком, хотя и тут находит кое-что полезное для себя. На этом основании и Петра Великого Иван Сергеевич считает русских человеком в его преобразованиях. Я заметил, что у писателя большого часто в нескольких строках находишь ответ, которого не дают тома историков.

Духом бодр — укрепляюсь "отеческим чтением" и размышлениями. В детстве и юности наше нравственное воспитание было формально-обрядовое: не развивало устремлений к изучению законов нравственной жизни и путей их исполнения, а вся система школьного образования направляла ум на усвоение законов внешнего мира.

А ведь у нас с тобою и учителя, и батюшки были почтенны, и в семьях были благоприятные условия… Но нужно нечто большее.

Береги здоровье. Обнимаю, Д.Лихоносов».

В тот же день. Владимир. «Моя дорогая Татьяна Васильевна! Каракули Ваши я разбираю дословно. Раньше, правда, Вы писали значительно разборчивее. Напишите мне о Вашем друге — Татьяне Михайловне. Лицо это для меня загадочное. Вы любите играть в "секрет" и много лет прятали от меня Волкова, тогда как раньше, когда я часто мог бывать в Загорске, мне было бы очень интересно походить с ним по лавре и ее окрестностям. Ну, да Бог с Вами. А что Вы дружите с ним молча — это занятно. Не знаю только, кто из Вас кислота, а кто — щелочь. Пожалуй, Вы — "кислота".

Ваш совет перейти мне на другую работу — покойную — не приемлем. Покойная работа сейчас не кормит. А кроме того, я давно решил умирать на ногах. Так оно лучше и для меня, и окружающих.

Ну, а за сим будьте здоровы. М. М.».

27 декабря. Загорск. «Милый, милый М М.! Поздравляю Вас с днем рождения и наступающим праздником Рождества Христова.

Очень замучили меня бытовые условия — уж пять дней не топят у нас. Сыро, холодно и неуютно. Три недели сильные перебои с хлебом, и неделю я вставала в три часа за хлебом. Словом, каким-то чудом живу. Спасает хорошая книга. Читаю сейчас Чулкова "Годы странствий". Я ведь очень близка была с Г. И. и сейчас очень дружна с его женою.

Свет у нас горит последние дни, а свет и тишина для меня самое главное в жизни. Пишите. Т.Розанова».

«Здоровый инстинкт должен находить радость везде, где есть хоть малейший намек на нее».

5 января, среда (из дневника). К Новому году ездил в Москву. Не был там и не видел своих три месяца. Анюшке хотелось день моего рождения и Новый год встретить вместе. Собрались: К.Н.Игумнов, А.А.Дубенский, О.А.Павловская, Ирина, Аня с Саввичем. Любочка с девочками не могла придти — были свои гости. Константин Николаевич постарел, как я говорю, ногами, но жив, мил и обаятелен по-старому.

Дубенский, давний приятель Володи, как-то проще и милее стал. Вечер прошел очень приятно. Всех нас связывало прошлое, и собрались мы впервые после таких страшных и страдных лет. Вспомнили об «отошедших» близких. У каждого свой «некрополь» в сердце. В глубоком молчании посидели несколько минут…