Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

Теперь несколько слов о себе и брате Анатолии. Мы оба с ним потеряли наших жен от туберкулеза легких. У меня остался сын, у него годовалая девочка. Семью нашу продолжают постигать несчастья.

Адрес Сергея — Бухта Нагаева ДВК. Поселок Палатка.

Уважающий Вас Алексей Коншин».

22 марта. Кокошкино. «Уважаемый М. М.! Все думы, как сохранить жизнь трем. Картошечка вся. На рынке 600 руб. мешок. Вместе с Милой мы получаем 570 руб. Катюша ходит в первую смену и до трех часов ходит без еды. И видеть это потемнелое личико с морщинками выше моих сил. За летнюю работу получила 2 кг овса и 6 кг ржи, но работа на поле в знойную сырую погоду отозвалась на руке, рука теряет движение, даже выпадает мел.

Наблюдаю возвращение мужей и отцов с фронта. Даже не завидно, а только отдыхаешь на этих светлых явлениях жизни. Возвратился без ноги муж. "Ну, теперь-то мое горе позади, сам вернулся". Действительно, и без ноги быстро нашел себе должность и все заботы о семье взял на себя. "Вот мой-то, когда пьяный, Вы знаете, какой бывает, а только бы дождаться хоть больного". Дождалась и она. Пришел с язвою желудка и осколком в легких. Пришел, и за дела! Приладив обрубок дерева, перекалывает дровишки, а мальчуганы их убирают. А в избе уже налажен и токарный станок, хотя человеку и стоять прямо нельзя.

Зашел попить с поезда отец с моей ученицей. Раздробленная челюсть позволяет есть только жидкое. Зашел выпивши, шатается. Под мышкой валенки лучшего сорта… "Смотри, какие купил своей бабе — пусть понимает, что хозяин теперь дома. А портфель хорош у дочки? Учись только, ничего не пожалею". — "Пойдем, папаня, там мамка ждет", — тянет за рукав пьяного отца с любовью и заботой о нем 9-летняя девочка, уминая булку за булкой… Да, сам дома, чувствуют дети.

"Трудно Вам троих-то растить?" — спросила я как-то. "Ну, для чего и жить-то? Пусть растут", — отвечает отец… "Он их совсем у меня избаловал, — вставляет мать, — да и меня-то жалеет. Никогда я у него за дровами не хожу и не колю. Все он мне приготовит в выходной день".

Да, не вышла своя жизнь! Что же делать? Найдем "иную", "где Рафаэль и Данте, и Шекспир". И пожелаем простым людям покоя и простого счастья, и вырастить хороших, дельных, без всяких нервов, людей…

А Ваши беленькие открыточки что-то стали редки? А мне они нужны. Вы — единственный, что готов помочь мне. А.Крюкова».

24 марта. «Дорогой М. М.! Уже месяц, как нахожусь в психиатрической больнице имени Яковенко на Столбовой. Работаю в мастерской пошивочной. Чиню белье. Находят у меня психостению, и благодаря ей я тут — поблизости Москвы…

Чуть топят. Количество еды для меня достаточно. Труднее всего отсутствие удовлетворения всяких культурных потребностей. Не знаю, как выдержу. Боюсь окончательно разболеться психически.

25 марта. Поздравляю Вас с праздником, и не грустите обо мне. Мне хорошо. Есть минуты уединения и любимые мои две маленькие книжечки со мною, и я не грущу. Во всяком случае, самое тяжелое пережито. От Бога много видела я помощи, и не буду унывать и малодушествовать.

Известие о деньгах от Вас получила. Спасибо, дорогой мой, буду беречь эти денежки до выхода из больницы. Письма пишите мне через Надю.

Вы, верно, угадали, что болезнь моя в чрезмерной впечатлительности и в неумении уложиться в рамки обыкновенной действительности.

Крепко жму Вашу руку. Т.Розанова».

13 апреля. Алабина. «Дорогой М. М.! С 10-го числа этого месяца не работаю в Петровской больнице… Выставили, как это ни странно. Больница, и в частности хирургическая работа в ней, хирела. Было скучно и глупо, но я все же предполагал дотянуть до конца войны — благо, он не за горами, и затем мирно умереть, может быть, чуть-чуть подумавши: "Исполнен мой долг, завещанный от Бога мне, грешному". И вот вдруг 10-го после только что сделанной мною операции главврач, известная вам Федюкина, мне заявляет, что она и райздрав решили уменьшить мне зарплату. Федюкина, вообще-то, толковостью и джентльменством не грешна, но все же такого фокуса я от нее не ожидал. Фокус меня оскорбил весьма. Тут же я вручил записку с просьбой не считать меня отныне в составе врачей Петровской больницы. Чтобы можно было распрощаться с больницей не на людях, заявил, что мои сердечные припадки очень обострились.

Такие-то дела… Живите долго и не забывайте глупого К. Славского».

15 апреля. Владимир. «Милая Татьяна Васильевна! Получил Ваше письмо и перевел Вам деньги. Не могу сказать, как я рад был сделать это. Не отказывайте себе в необходимом. Деньги, пожалуйста, тратьте и не падайте духом. Это испытание Вашей веры и Вашего мужества.

Я живу по-прежнему в большой работе. М. М.».

24 апреля. «Милый М. М.! Вы пишете, что нужно терпеть. Знаю, что терпеть и терпеть нужно, но не понимаю, почему я помещена в исправительную колонию, это отделение больницы имени Яковенко, отчего меня нужно исправлять? Т.Розанова».

2 мая. Владимир. «Дорогая Татьяна Васильевна! Получил Ваши письма и надеюсь скоро увидеться с Вами.

Я недавно из Москвы, а в день смерти Володи 19 апреля был у него. Там все в порядке. Спасибо Вам — это Ваша осенняя забота о могиле.

Пожалуйста, сообщите мне о переменах в Вашей жизни и не падайте духом. Помните Златоуста с его: "За все Слава Богу".

Быть может, сгущенную атмосферу у Вашей комнаты в Посаде нужно заменить переменой в более спокойном и простом доме? Вам это будет грустно, но эту грусть надо побороть, перешагнуть через нее. Кое в каких вещах в жизни приходится уступать.

На праздник Воскресения я остался здесь — так лучше мне — больше уединения, сосредоточенности и возможности побывать в храме без давки. Службы я не менял. Вас смутила "областная больница"… Это 1-я Советская больница стала областной — отчего еще труднее и ответственнее работа. Пока справляюсь, но тягощусь. Буду теперь ждать вестей от Вас. М. М.».

В тот же день. Москва. «Дорогая Ольга Александровна! Что и как Вы в "освещенной" Москве? Веселее? Спокойнее? Страшное позади. Можно об этом страшном писать воспоминания. Не каждому поколению приходится переживать "немца у Москвы"…

А весна холодная, ветреная. Клязьма не разливалась, и старики, ох, уж эти старики, пророчат плохое.

Что со мною? Много работаю и хочу спать — от старости ли, от весны? Что-то не разберу. С 15 мая к нам из Москвы ежедневно поезд. Думаю, что за этим последует и отмена пропусков. Я Вас, в связи с этою свободою, жду сюда, а сам чаще буду наведываться в Москву.

Всего Вам хорошего. М. М.».

В тот же день. Харьков. «Дорогой дядя Миша! Веселого в моей жизни нет ничего. Слава Богу, что зима кончилась. Мерзли мы отчаянно. Питание у нас очень скудное, и обе мы постоянно с головными болями от недоедания. И еще обокрали нас. Взяли наши выходные платья и обувь — словом, все, в чем мы могли иметь приличный вид… Это удар для меня ужасно тяжелый.