Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

Володя кончил «Онегина». Лихоносову послана доверенность на его устройство в Госиздате. Было очень много ободряющего и лестного об «Онегине», но когда дело дошло до денег, то вышло, что легче хвалить, чем платить. Задержка с продажей «Онегина» выбила Володю из рабочей колеи, и он сейчас бросил все и отдыхает.

Мою корреспондентку и друга Наталью Павловну Вревскую, с которой я переписываюсь и дружу 15 лет, выслали из Ленинграда, куда — еще не знаю. Вина — в ее прошлом. Нельзя было быть баронессой. Боже мой, сколько жестокости может быть в человеке к человеку. Как будто ее мало в самой жизни.

6 мая. «Chere Madame! Праздники и недомогание начальства совсем выбили меня из строя моей жизни. Кроме того, и в санатории я остался один, и меня, как "единственного", больные покачали 1 мая на демонстрации. Это, возможно, приятно в теории, а на практике и смешно, и неприятно лететь в воздух с палкою в руках, со шляпой на затылке. На днях сделал очень хорошую прогулку в автомобиле с начальством на Вой-губу в Пушсовхоз. Первое место служит летним лагерем для избранных пионеров, там же отличный загородный дом "дяди комбината" для высшего состава, ждущий гостей с готовыми комнатами, чистый, благоустроенный. Топится дом всю зиму. Даже не верится, что могут существовать сейчас такие загородные виллы. В Пушсовхозе чернобурые лисы, "танцующие фокстрот", очень забавны. Второго мая обедал у меня Осадчий и был растроган праздничным столом. Его сын, мальчик, в письме благодарит меня за ласку к его отцу. Что касается Володи, то он сейчас в томительном ожидании решения судьбы "Онегина". Она решается сейчас в Москве. В положительном случае это даст и деньги, и, возможно, положение, хотя силуэты и появятся безымянно в силу соловецкого прошлого Володи. Закончены также силуэты к "Повестям Белкина". Вы правы, меня можно поздравить с этим успехом. Работы эти настолько же Володи, как и мои.

Надеюсь, что операция Вашей дочери уже сделана и прошла хорошо».

9 мая. «Милая бедная сестринушка! А я еще сержусь на тебя. А ты там "одна за всех". Ясно представляю себе твое бытие и знаю, что если ты не отдохнешь летом, то не вытянешь зимы. Приезжай сюда полежать в гамаке и неторопливо со мною погулять. Что же ты ни слова не написала мне об "Онегине" и Лихоносове? Володя работает сейчас над "Годуновым" совсем в иной манере и мечтает получить большие деньги, уехать отсюда и искать себе доли в другом, "незачумленном" месте. Крепко обнимаю тебя и нисколько не завидую вашему московскому житию».

В этот же день. «Chere Madame! Спасибо за Ваше нечаянное письмо. Радуюсь, что операция Вашей дочери хорошо прошла. Ваши вести о дурной московской погоде, как это ни гадко, меня утешили и примирили с нашими холодами. Несколько вечеров с наслаждением читаю "Карьеру Дизраэли". Боже мой, какая культура и как долго не старятся там люди! Я же чувствую, как старею, и уже не огорчаюсь, когда Дуня громким шепотом говорит соседскому мальчишке — ее поклоннику: "Уходи, уходи, дедушка отдохнуть лег". Я это слышу и горько улыбаюсь, с чем и до свиданья».

11 мая. «Дорогой друг мой! Получил сегодня Ваше письмо с ужасным извещением о смерти Вашей дочери Александры Александровны и, вспоминая о том, какая она была, горюю вместе с вами. Конечно, она была самая лучшая и самая близкая Вам из трех Ваших дочерей. Это была натура широкая, цельная, оригинальная. Она выделялась и в работе, и в жизни, и в быту. Это был крупный человек, и невольно думается, что таких вот жизнь не щадит. В ней было много мужского, барственного, простоты, самообладания, хорошего юмора.

И что же случилось, почему неудачна оказалась операция? Впрочем, теперь это пустые вопросы. Так было, так будет. Вспоминаю болезнь и смерть сестры Ольги Михайловны. Ведь то же что-то перемудрили. Сколько докторов ходили вокруг и запутывали друг друга. Когда умирает старый человек — ну, что ж: "Жила бабушка — не мешала, а померла, только место опростала". А смерть молодой, энергичной, смелой и крепкой Александры Александровны воспринимается тяжело. Я не уговариваю Вас не плакать. Это такие мгновенья, когда весь мир закрывается скорбной вуалью и нужно время, чтобы вновь вернуть себе обычное восприятие жизни. Буду очень рад, если Вы приедете сюда, и в этом маленьком путешествии отвлечетесь от горя. Деньги на дорогу я уже послал. Сделайте так, как найдете лучшим. Крепко Вас целую, мой бедный старый друг».

12 мая. «Ну и письмо от тебя сегодня, голубчик Анюшка! Что же это за упадок настроения? И от Луки почти такое же письмо с пересмотром всей прошлой жизни и плохой ее оценкой. В чем дело? Оба здоровы. На фоне текущей жизни благополучны, и вдруг депрессия. Ты чувствуешь себя "в отставке", Вова вырос, опекать тебе его дальше не нужно, и ты осталась не у дел. Ну, конечно, к этому состоянию нужно привыкнуть. Вся жизнь твоя ушла на детей. А теперь тебе нужно привыкать жить понемногу собою. Голубчик, Анюшка! У Александры Петровны страшное горе, пожалей ее».

17 мая. «Милая Александра Петровна! Все эти дни думаю о Вас. Тревоги, болезни, операция сменились ужасом смерти. Затем последний долг и связанные с ним хлопоты, а потом — вдруг все тихо, и в этой тишине опустошенное сердце, не вкладывающаяся в сознание потеря и отчаяние от жизни и смерти. Мы все проходим через это. Нам всем известно это состояние потрясения, и в конечном итоге мы все справляемся с этой бедою, ибо знаем: "Жить — это значит умереть". В различные возрасты жизни меняется и отношение к смерти. В наши годы оно становится глубже, больше, но и мудрее. Мы уже ясно понимаем: "Земнии убо, от земли создахомся и в землю тую ж де пойдем". Когда у Гете умер единственный сын и он в первые минуты пришел в отчаяние и искал выхода, он нашел его в обвинении себя в своей забывчивости: "Я забыл, что он смертен"* И мы все забываем эту простую истину.

А что, внучку Вашу подводили к гробу? Думаю, что нет. Сейчас мы все уж очень оберегаем наших деток от сильных впечатлений и сознательно и последовательно делаем их эгоистами и "ничевока* ми". Впрочем, это, возможно, хорошо для них и плохо для нас» стариков. Итак, будем доживать отсчитанные нам судьбою дни; Крепко Вас обнимаю».:

22 мая. «Милая Александра Петровна! Думая о Вас, не мог написать Вам за не досугом. Прибыла новая партия больных в санатории. Были общие собрания, какие-то совещания. Как-то целый вечер "отпевали околевшую свинью" и отпевали 50 человек целых 4 часа. Думаю, ни один знаменитый муж не удостоился такого внимания. А погода стоит ужасная. Ветер свистит так, как в "Бранде" в фиордах. Дождь хлещет в окна, холодно. Мы с Володей сидим по своим углам. Силуэты к "Онегину" приняты для 100-тысячного тиража. Оригиналы остаются за Володею, и их приобретает Пушкинский дом. Зима у нас не прошла даром. Лихоносов молодец — он многое сделал. Заработал на этом деле и он. Я рад за всех, в том числе и за себя.