Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

5 августа. Муром. «Шлю Вам привет, М. М. Вы меня совсем забыли, а меня всего интересует Ваша жизнь. Как она устроилась? Загладила она неожиданно полученную брешь, свалившуюся к Вам на голову так себе, "здорово живешь", в виде награды за честную, за добросовестную и весьма доброкачественную работу Вашу? Мне передали, что Вы очень много работаете. Это, по-моему, хорошо. Вы ведь никогда не избегали работы. Удовлетворяет ли только Ваша работа Вас? Не забывайте друга, пишите. Я живу удовлетворительно, работаю в местной городской больнице хирургом. Материал здесь "аграмадный". Сотоварищи — молодые врачи — очень хорошие люди, но безграмотны. Июль месяц был в отпуску и провел его в купании, а сейчас задыхаюсь от духоты и смрада горящих торфяных болот. Итак, не забывайте старого друга. Ваш Печкин».

11 августа. Алабино. «Михаил Михайлович, дорогой мой! Что ни день, уменьшаются силы, и куда уж мне начинать жизнь сначала и приниматься за медицинскую работу! Быть может, врачебную работу я оставил раньше времени (даже вне всякого сомнения), но Вы же знаете, что меня "Союзмедсантруд" довел до этого. А начинать ее снова, не будет ли только смешно? Чего доброго, протянешь (не смею сказать — проработаешь) месяц, может быть, другой, и придет время умирать. Не только таким образом не получишь звания "героя страны Советов", а осрамишься даже курам на смех. Я предполагаю быть на днях в Москве, зайду к Вам, и тогда Вы сами, самолично убедитесь, что фрукт уж достаточно гнилой и пора бросить его в помойку. Живите долго. Константин Славский».

17 августа. Ленинград. «Сижу дома на бюллетене. От этого вынужденного безделья тоска гложет, мрачные мысли гнетут. Чего мне еще хотелось бы в жизни — это побыть с Вами не 15 минут, а подольше. Но все те же многолетние "но" царят и по сей день. Как глупо и зло разыгрывается в Вашей жизни история с Вашей комнатой. Бедный Володя! Пишите, что будет происходить у Вас. Н.Вревская».

А происходило следующее: вернувшись из Воронежа, Володя метался в поисках работы и комнаты и нигде не находил их. Так он съездил в Курск. Я проводил его туда без больших надежд. Но все же рассчитывал на какую-то передышку. Однако он вернулся оттуда через два дня и, мучаясь невозможностью «соединиться с Испанкой», 19 августа женился на Тамаре Константиновне Поляковой, и опять я принял этот факт «как временный выход».

20 августа (из дневника). Вчера Володя женился. Всего неделю назад познакомился он со своею женою. Но я хочу верить в хорошее в этом браке. Все сумбурно, все сразу, но я привык к этому в Володе и хорошее здесь нахожу в том, что будет с ним близкий ему человек. Мне эта роль стала трудна. Беспокоит меня его любовь к «Испанке». Счастья бы она не дала ему, но сердце разве рассуждает?

Жизнь мою в Москве за это время я почитаю самой неприятной и тяжелой за многие годы жизни моей. С соседями моими мы молчим, и встречаемся и будем встречаться только в суде. Лето выдалось исключительно жаркое, и это еще более усложняет жизнь. Работа — платят хорошо, отношения в диспансере установились приличные, но и в работе мало удовлетворения. И нет того признания, что так дорого в отношении больного к врачу, ибо больной в поликлинической работе текуч и далек. Словом, я выбит из колеи и потерял себя, и потерял Володю.

22 августа. «Уважаемый и милый Михаил Михайлович! Мне не хочется ни с кем делиться, но сейчас уж очень тяжело, а Вы, как человек самый близкий Володе, поймете меня и не осудите за то, что я сейчас пишу Вам. Вчера с утра Володя пошел к Иенсен (отношения, которые были между ней и Володей, Вам вряд ли известны), вкратце же так. До моего знакомства с Володей Иенсен мне заявила: "У меня новая страница в романе, жгучая и изумительная. Я знаю, я погублю этого человека. Я умышленно и сознательно толкаю его в пропасть. Мне его не жаль. Я хочу его потопить и мучить. И когда я выпью всего, когда буду сыта, черт с ним, пускай спивается, стреляется или вешается". Знаю я Иенсен давно. Эта женщина страшна и развратна, и ей не дорого и не свято никакое чувство, и никого ей не жаль. Нужда и борьба в жизни ей не знакомы. Отсюда цинизм и жажда наслаждений. Тамара Полякова».

24 августа. Тревога, тревога! Вчера Володя уехал с женою в Краснодар. За три дня «семейной жизни» — ряд поступков, не дающих надежды на прочность этого брака. Плохо кончит он.

31 августа. Острогожск. «Дорогой Михаил Михайлович. Очень виновата, что долго не писала Вам, но у меня болела правая рука. Моя квартирная хозяйка за свой неуживчивый характер и любовь к сплетням и крепким русским словечкам снята с работы. Сидит теперь дома, и я ей стала ненужна, и она объявила мне, что я должна искать квартиру. Пришлось побегать — это с моими отекшими ногами, — пока нашла подходящий уголок. Я буду стеречь квартиру. Стол, конечно, свой. В саду моего бывшего дома строят детские ясли. Лето было засушливое, урожай плох, картошки совсем нет. На базаре, по секрету из-под полы, 1 рубль 10 штук некрупных. И это теперь, а что же будет зимой? Как будем жить без милой картошечки, не знаю. Пожелаю всего хорошего, остаюсь, Софья Яковлева».

3 сентября. Бухта Нагаева. Город Магадан. «Дорогой Михаил Михайлович. Очень был рад после почти четырехлетнего перерыва воспринять Вашу разумную речь. Ваше письмо самое умное и во многом соответствует моим настроениям, полученным за эти четыре года. В Москву меня тянет не жить, нет, а повидать друзей и родных и за бутылкой хорошего вина поделиться теми колоссальными впечатлениями, которые я жадно впитывал все это время. Рад за Вас, что Вам удалось так легко проскочить через ниспосланное испытание. У меня иначе обстоит дело. Я прошел тяжелый путь лишений, непосильного труда и моральных ущемлений. Но тем не менее, должен также быть благодарен судьбе, так как молодость моя не сломлена, сил еще много, жажда жизни, развлечений, увлечений еще большая. В настоящий момент положение мое довольно сносное. Стоя во главе музыкального художественного вещания, работаю до изнеможения пианистом-солистом, аккомпаниатором, преподавателем, художественным руководителем бесконечных выступлений, рефератов и лектором. Мое излюбленное занятие — составление оперных монтажей. А сколько я написал о творчестве и жизни ряда композиторов, особенно Мусоргского — моего любимца. Плохие только у меня исполнители, малоквалифицированные.

Теперь несколько слов о другой стороне моей жизни. Живу я, как Вы знаете, там, где жизнь только что начинается. Климат скверный — летом сырой и туманный, зимой ветреный и морозный. Культурных людей единицы, но жизнь кипит, бурлит и захватывает своим бурным потоком. На днях вернулся из гастрольной поездки по Колымскому краю. Очень освежился, насмотрелся на северную природу, проделал на различных автоприспособлениях около тысячи километров. Здесь есть такие места, что Военно-Грузинская дорога бледнеет, а Магадан сам противен и мрачен, и "наше положение" в нем такое, что должны знать "свое место". Единственно там, что радует, это дивные виды на бухту Нагаева и Гертнера. Зимой красота эта неповторима и непревзойдена. Я очень жалею, что глупо прожил свою жизнь до ареста: воздерживался, соблюдал какие-то рамки условностей, ограничивал себя, "что-то переживал". Зачем и кому это нужно? Когда вырвусь на свободу, возмещу "все убытки". Всегда помнящий Вас, Сергей Коншин».