Вадим Яловецкий - Хроники старого меломана

Испытывать судьбу и нервировать пожилого человека, никто не захотел — антивоенный эпик так и не прозвучал. Сейчас смешно за нелепые строчки и авантюрный подход, но тогда все делалось с энтузиазмом и на полном серьёзе, обижать, тем более подкалывать публику вовсе не планировалось. Во избежание новых неприятностей я кропал тексты о любви, верности, преданности. Это всегда проходило гладко.

Ко второму году службы в доме офицеров, близлежащих окрестностях и в городке Щучине нас уже знали. Знали и девушки, приходившие на танцы охотиться за молодыми солдатиками, а ещё лучше, офицерами, знали наши лётчики, знали сослуживцы и ветераны, для которых мы старались по праздникам. Маленькая, а всё-таки слава. Наверное, есть на земле люди, начисто лишённые честолюбия, но это точно не мы.

По выходным дежурный по части получал список с нашими фамилиями (дабы не было казусов по возвращении в казарму), и мы отправлялись в дом офицеров. Расставляли аппаратуру в актовом зале и за полчаса до начала танцев давали мятые рубли лейтенантам-одногодокам, которые приносили из буфета выпивку. Обычно шесть бутылок крепленого вина — по пузырю на брата. Половина сразу выпивалась в каморке, где хранились инструменты, причём «литёхи» стояли на стрёме, все боялись нашего полковника. Затем привычная процедура, шли в зал и в первом отделении отыгрывали официальную программу: танго, вальсы, совдеповские быстрые танцы и прочую разминку для ног. А вот когда разведка докладывала, что «полкан» и старшие офицеры отправились на покой, мы позволяли себе расслабиться. Допивалось вино, снимались форменные пиджаки и начиналось настоящее разгуляево. Зал пестрел девицами вперемешку с молодыми офицерами, вся эта масса, уже ничем не сдерживаемая, энергично дёргалась под «Криденс» или «битлов», причём исполнение шло на языке оригинала. Вот это был кайф, не шедший ни в какое сравнение с утомительными концертами, загнанными в безликие рамки официоза. И если бы не военная форма, которая всё-таки сковывала, вознеслись бы окончательно. За удовольствие мы расплачивались недосыпом и больной головой на следующий день. Но заниматься интересным делом вне рамок армейских стандартов всяко лучше, чем ворочаться на койке после отбоя, оно того стоило!

Служба подходила к концу. За полгода до дембеля, наша группа стала известна не только в Щучине, но и за его пределами. И все благодаря шефским выездным концертам. Выглядело это так: мы грузили аппаратуру в старый армейский автобус, брали инструменты и рассаживались. С нами ехал старший лейтенант от дома офицеров в качестве курирующего лица плюс водитель-срочник. Автобус шустро бежал по разбитым дорогам и вывозил на «точки», то есть, в окрестные колхозы. Для концерта отводился деревенский клуб, мы расставляли аппаратуру, настраивались и бодро рапортовали о готовности к культурному мероприятию. Но сперва сердобольные жители усаживали нас за стол. У пожилых мужиков и баб, помнивших чудовищные годы оккупации, образ солдата завсегда ассоциировался с воином-освободителем, а мы значит с их потомками.

— Кушайте, сыночки, не стесняйтесь!

«Сыночки» не стеснялись, с молчаливого согласия старшего наливали себе местный самогон «чемер» и с удовольствием заедали неприхотливой деревенской едой. Но застолье достаточно быстро свёртывалось. Сытые и слегка пьяные артисты шли на рабочее место, чтобы порадовать местных жителей военно-патриотической песней. А когда обстановка позволяла, то к великой радости местной молодежи, мы обрушивали на изумлённых сельчан несколько западных рок-хитов. Вспомнил, как в такое «окошко» решили исполнить битловскую «Girl». Ребята заиграли вступление, я заголосил. Сразу почувствовал — что-то не то. Вижу злобные взгляды музыкантов и тут осознаю, что пою в другой тональности. Допел, а присутствующие ничего не заметили, вот она сила искусства! Нас всегда прекрасно принимали, внимательно слушали и яростно аплодировали, самая благодарная публика — простой человек от сохи (тут я вспоминал избалованного гопника и инцидент в сестрорецких «Дубках»)!

Пришло время, мы приобрели негласный армейский статус «стариков», то есть получили относительную свободу, соответствующую не личным качествам, а отслуженному сроку. Полевая форма была ушита, а на груди появились значки, по которым любой определит старослужащего. Если память не изменяет это были знаки «Классность» (разумеется 1-й степени), «Отличник ВВС», «ВСК» (разрядник военно-спортивного комплекса) и обязательный комсомольский значок.

Значки приобретались несколькими путями. Присылали из дома, покупали у «стариков», а самый оригинальный и распространённый — бартер. Слова такого мы не знали, но принцип был прост и осваивался быстро: наши славные воины кустарным способом изготавливали из плексигласа модели военных самолётов. Раскрашенные цветным лаком цапоном изделия на монументальных подставках пользовались спросом у местного населения. В обмен на незамысловатые поделки можно было получить значки, выпивку, еду и всякое другое. Нехитрые секреты изготовления передавались от поколения к поколению служивых, возможно, подобный бизнес жив и поныне.

Летом родилась шальная мысль смотаться в отпуск ещё раз. Я написал в Ленинград, чтобы выслали жалостливую телеграмму о тяжёлой болезни матери, естественно объяснив, зачем это надо. Письмо было опущено в городе, а не на территории гарнизона, чтобы не нарваться на цензуру (ни для кого не секрет в каждой части существовала служба перлюстрации). А спустя неделю я с поникшей головой показывал телеграмму майору Рудакову. Начальник хмыкнул.

— Ты не оборзел, парень? Весной же ездил!

— Товарищ майор, сами видите, какое дело. Маму навестить надо. Зато привезу командирские линейки и тушь, и чернила для фломастеров. Лётчики из второй эскадрильи просили широкие рейсфедеры. Ещё плакатные перья заканчиваются, а в городе сейчас их нет.

— Ладно, не канючь, что-нибудь придумаем.

Накануне проходили учения и картографический отдел не без моего скромного участия был на высоте. А до этого я оформлял огромный альбом истории нашего полка, где так изобразил красками орден Суворова третьей степени и орден Красного знамени, да так реалистично, что все решили — вырезал из журнала. В тот же день меня вызвал начальник штаба подполковник Морозов.

— Знаю, что брешешь, я таких телеграмм, знаешь, сколько навидался. Но препятствовать не буду. Купишь все, что нам понадобится для работы, товарные чеки обязательно привези. Десять дней хватит, ефрейтор?

— Так точно, товарищ подполковник! Спасибо, разрешите идти?

— Топай, солдат. Рудаков тебя хвалит, так бы хрен отпустил.