Вадим Яловецкий - Хроники старого меломана

Осенью я прошёл призывную комиссию и был признан годным. Первая контрольная явка состоялась в начале ноября. В училище показал повестку и оформил увольнение с работы, все родственники предупреждены, вещи собраны. Но в тот день нас отпустили из военкомата и выдали предписание на 19 ноября. Время «чемоданного настроения» протекало в вялом бытовом пьянстве и улаживании личных дел. У меня была девушка, с которой предстояло расстаться. Этот факт в купе с предстоящей и неведомой армейской жизнью явно не подымал настроение. По договорённости с Леней Майоровым весь мой коллекционный винил переходил к нему на сохранение. Жить я переехал на Торфяную и в назначенный день приплёлся к военкомату Ждановского района на улице Шамшева.

Сколько раз я видел в отечественных фильмах радостных и бравых призывников, заплаканные глаза красивых девчонок и просветлённые лица родителей и друзей. Пышные проводы под звуки оркестра и прочие патриотические красивости. В нашем случае это выглядело иначе: вышел военком, провёл перекличку. Помятая, полупьяная разношёрстная масса, спотыкаясь и выкрикивая непечатные реплики, всосалась в обшарпанный автобус. На улице жидкая толпа провожающих вяло колыхалась и махала руками. Оркестр в этот день отсутствовал, а обычная ленинградская сырая хмарь дополняла картину похмельной депрессии и безысходности. Тронулись. Большинству призывников стало скверно, единственным развлечением были разговоры и разглядывание привычных силуэтов городских зданий.

Сборный пункт находился в Пушкине. По мере прибытия призывников старинная площадь наполнялась будущими бойцами и гулом тысяч голосов. Стали формировать эшелоны. Наша колонна тронулась к вокзалу. Затем мы погрузились в вагон. Сопровождающие офицеры, уставшие и злые, вяло отмахивались от бесконечных вопросов. Состав тронулся и повёз меня в неведомую жизнь.

Маленькая станция Паплака в Латвии, в сорока километрах от Лиепаи. Неподалёку от нее и располагался гарнизон. Я попал в ШМАС — школу младших авиационных специалистов, готовившую профильных механиков в действующие полки истребительной авиации. Так я стал курсантом и учился на техника по двигателю реактивного МиГ-21.

Курс молодого бойца, присяга, все, как обычно. В январе 1971 года мне присвоили первое (оно же последнее) звание «ефрейтор» и назначили командиром отделения. Что такое «командир отделения» в богом забытом гарнизоне никому неведомого посёлка, в не совсем дружественной социалистической республике нашей необъятной страны? Ну, это как посмотреть! Лично для меня ответственное назначение! Тут переплелось честолюбие маленького человека, подхваченное оказанным доверием и ощущением собственной значимости. Интересно испытать себя в новом качестве — начальника десятка здоровых мужиков, хоть и земляков, но теперь уже подчинённых.

Когда читаю сегодня прессу и слышу бесконечные рассказы о чудовищной «дедовщине» в армии, извините, не верю! Не отрицаю, определённая зависимость от старослужащих имеется, но тотальный террор и ежедневный пресс молодых бойцов — журналистские страшилки, подкреплённые стенаниями комитета солдатских матерей. Я общался со многими людьми, служившими в СА, как срочниками, так и офицерами. Все, как один, утверждают: белоручек, маменькиных сынков и разгильдяев не любит никто. И мера отношения к ним, в зависимости от конкретных условий, может варьироваться от неприязненных до жестоких, как повезёт. Я не сталкивался за два года службы с беспределом, и всё тут! Никто старательно не унижал меня, не втаптывал в грязь моё человеческое достоинство. Трагедии были, но никак не связанные с «дедовщиной». Прошло почти сорок лет после демобилизации, а у меня остались только самые тёплые воспоминания о своих командирах и сослуживцах.

Ближе к весне из моего отделения пропало два солдата. ЧП по команде распространилось во взводе, затем в роте. Наконец, доложили и батальонному начальству. Забили тревогу. Меня возили к особистам в штаб округа, располагавшийся в Лиепае, допрашивали. Выяснили, что побег не был ничем спровоцирован, оставление части личная инициатива двух придурков. Поисками в итоге занимались все подразделения учёбки, причём не только днём но, что самое неприятное, и ночью. Беглецов нашли только на четвёртый день.

Когда озлобленные, не выспавшиеся, перепачканные грязью курсанты привезли в часть горе-солдат, беглецы мало напоминали людей. Оба никакие: серые лица, остановившийся взгляд, гражданские обноски и чудовищная вонь. Хотели выгрузить их на гауптвахту, но учитывая состояние солдат, я приказал отправить их в медсанчасть. Все оказалось просто и банально: хлопцы ушли в «самоход», раздобыли самогон, а затем «добрые» местные жители скормили им наркосодержащие таблетки, не бесплатно, разумеется. В итоге остатки разума оставили военных, и «искатели приключений» тупо шли неизвестно куда, стремительно деградируя до скотского состояния.

Судить солдатиков не стали. Батальонный врач привёл их в божеский вид и вернул в казарму. Курсанты, с моего попустительства, отвели их в туалет и как следует всыпали за нервы и бессонные ночи. Наконец, сильно помятых, глубоко сожалеющих о своём поступке возмутителей спокойствия закрыли на «губе». Вслед за ними отправили и меня: за то, что не остановил «воспитательную работу», за отсутствие бдительности и просто так, для профилактики на будущее. Правда на следующий день меня выпустили, а вот тех двоих отправили служить на Кушку: кто знает, то поймёт! Да, не сахар, но уж всяко лучше, чем дисциплинарный батальон.

История быстро забылась, и я продолжал учиться, тщательно заполняя прошнурованные и проштампованные спецчастью конспекты. В свободное время выступал в хоре, где сошёлся с Васей Митусовым. Как и я, Васька, имевший опыт игры в ВИА, знал и любил рок. В курилке мы драли глотки под гитару и мечтали о серьёзной карьере на эстраде. Позже Вася по распределению отправился служить в Венгрию, присылал мне письма с фотками местных групп (как известно, рок-движение у венгров не зажималось и явило миру немало знаменитостей). Васька хвастался, как ходил в самоволку на концерт английской группы «Free». Обалдеть! Уже на гражданке Митусов закончил музыкальное училище по классу ударных. Играл в каких-то группах. Последний раз мы с ним тесно общались на моей свадьбе.

Вместе с весной пришло время экзаменов, затем распределение. Настоящая боевая техника заждалась своих специалистов. Абсолютному большинству курсантов было интересно, что же дальше? У меня ситуация складывалась иначе. Взводный узнал из личного дела, что я учился на столяра, и доложил об этом начальнику школы. Полкан вызвал меня на разговор.