Вадим Яловецкий - Хроники старого меломана

Как-то само собой нашлись и учителя, и поставщики. Быстро разбираться в ценах и особенностях часового бизнеса мне помог человек по кличке «Миклован». Этот долговязый парень крутился рядом ещё в конце шестидесятых, я был знаком с ним, поскольку тот немного занимался музыкой и находился на виду. Звали его Саша, а свою кличку он получил оттого, что одно время носил длинный кожаный плащ, совсем как комиссар Тудор Миклован в старом румынском фильме. Вполне безобидный Саша-Миклован работал часовщиком, был суетлив, нуден и утомителен, но за долгие годы к нему все привыкли. Весной 2010-го года мне позвонил председатель нашего клуба филофонистов Сережа Наумов и сообщил, что Миклован умер.

Рядом с «Галерой» в здании «Серебряных рядов», примыкающих к Думе, находился спортивный магазин «Динамо». Директором работал мой знакомый ещё по первой 108-й школе. Мы вновь стали пересекаться на почве музыки. Тут всплыла тема с часами «Orient Сollege». Где он доставал новую модель с большим циферблатом и навороченным календарём, я не спрашивал, просто надевал супер-пупер часики на руку и шёл на «пятак». Рано или поздно находились желающие их приобрести. Оговорённую сумму я возвращал владельцу, остальное — в свой доход. Такая несложная схема устраивала обе стороны. Чтобы закрыть «часовую тему» добавлю, что я несколько раз побывал в Москве. В столице приходил в комиссионный на Ленинградском проспекте и покупал «Seiko 5 Actus». Здесь же, в Питере, востребованная модель уходила влёт.

В мастерской при Европейской я проработал неполных три месяца, и в память о тех днях у меня остался вполне приличный набор посуды, которую выбраковывали и сваливали прямо во дворе для уничтожения. Обслуга гостиницы не брезговала забирать домой халявные тарелки, блюдца, чашки. Чем я хуже?

Отчего я вдруг сорвался с хорошего места? Как говорится в известном фильме: мне сделали предложение, от которого не мог отказаться. Не мог и никогда бы не стал. Место было очень интересное, оно называлось ЛОГС ВДПО. За непонятной аббревиатурой скрывались структурные подразделения по обслуживанию технической вентиляции города, попросту трубочисты. Не без помощи знакомых я устроился на участок № 3 Ленинского района и был приписан к бригаде, обслуживающей завод Красный Треугольник. Старое производство, основанное в 1860-м году, снабжало резиновой обувью город и многие регионы. Как в царское, так и в советское время.

Удивительное место: фантастическая грязь, скользкие крыши; тесные, покрытые налётом от отходов резинового производства, воздуховоды; ванны, где варились вентиляционные решётки. Грохот станков и спёртый воздух. Казалось, кому нужна добровольная каторжная работа? Да, безрадостная, угнетающая картина, если бы … Представьте в советское время человека, который официально работает до двенадцати часов дня, причём неделю продаёт свой труд, а неделю отдыхает и получает на руки около двухсот рублей. Особенность тяжёлого труда трубочистов — полностью выкладываться по воскресеньям. Официальный выходной — главный рабочий день для бригады. И, это понятно, цеха стояли, станки не работали.

Получить такую работу в 1975-м году, я думаю, мечтали бы многие, но попасть туда непросто. Ближе к полудню мы сворачивались: бригада шла в душ, потом незатейливая закусь, обязательная выпивка (кстати, за вредность давали ещё и молоко). Затем на выход, в пропуске стояла особая отметка, и охрана нас не задерживала. На набережной Обводного канала всегда кучковались цыгане, скупавшие ворованные галоши по три рубля у рабочих завода. Но мы с гордо поднятой головой проходили мимо (зачем позорить своё место) и направлялись в рюмочную бухать дальше.

Я занимался ещё и общественной работой — писал плакаты, лозунги и оформлял стенгазету в нашей конторе, за что периодически освобождался от заводского грохота и грязи. В подвале сидело начальство, выписывались наряды и на утренних разводах распределялись заявки по обслуживанию района. Там я встретил Колю Чичкевича, он работал в другой бригаде, но общаться двум меломанам никто не запрещал. Я проработал на «Красном треугольнике» пять месяцев и никогда бы не ушёл по своей воле. Но! Мой теневой бизнес в очередной раз сослужил плохую службу и внёс непредвиденные коррективы в жизнь.

В слякотном феврале я притащил на «Галёру» несколько икон. Покупатель нашёлся, и мы поперлись в парадную переулка Крылова. Где нас благополучно и застукали сотрудники милиции из располагавшегося напротив 27-го отделения милиции. Тут вспомнился давний случай, когда я пытался забраться в собственную квартиру, был захвачен, а затем препровожён в отдел, по другую сторону улицы. Фатальное невезение или менты так хорошо несли службу в те времена?

Я отбрехивался, что художник, изучаю старую живопись и решил проконсультироваться со знакомым. Менты составили протокол и резонно заметили, мол, если это не торговая сделка, изучали бы иконы дома. По «доброй» традиции на работу пришла нехорошая бумага. Меня даже не стали обсуждать, а вежливо предложили написать заявление по собственному желанию. До сих пор очень жалею о том случае, ведь работа была хоть и не любимая, но перспективная в плане заработка и свободного времени.

Каким-то непонятным образом меня занесло в монтировщики в Мариинский театр (бывший Кировский). Стимулом послужили разговоры знакомого, работавшего в этой системе, о перспективе выезжать за границу с гастролями труппы. Монтировщик в театре фигура незаметная, но очень важная. Монтировать декорации к спектаклям, следить за всем подвесным хозяйством, а это десятки штанг с падугами, завесами, шторами. Премудрость, требующая хорошей памяти и особых навыков. Я очень быстро понял, что занял не своё место и упорхнул дальше, всё больше вживаясь в негативный образ «летуна». На память от Мариинки остались потрясающие спектакли, с которыми приезжал на гастроли московский Большой. Тогда я застал на сцене Плисецкую, Годунова, неподражаемого Васильева в «Спартаке» и ряд опер, к которым, впрочем, весьма равнодушен.

Затем я устроился дежурным электриком в библиотеку им. Салтыкова-Щедрина — «Публичку». От недолгой работы в Публичке вынес воспоминания о газетном фонде на Фонтанке, где перед закрытием обязан был отключать внутреннее освещение. Пользуясь своим правом свободно посещать залы, доставал со стеллажей подшивки газет и жадно читал публикации за разные года. в основном, довоенные.

Следующий скачок — театр юных зрителей. Опять электриком, менял лампочки, включал реостат перед началом спектакля. Иногда запускал молодых актёров к себе в подсобку, выпить винца и почитать роль. А после представления шёл в зал и слушал обсуждения с публикой, которые устраивал тогдашний главный режиссёр ТЮЗа Зиновий Корогодский.