Вадим Яловецкий - Хроники старого меломана

Вот один такой вечер: сидят мои кореша «Люминий», «Батон», «Нюхин», «Сказка» и ряд достойных личностей с человеческими именами. Водка попадает куда надо, руки несут в рот, что положено. Вбегает кто-то, весь взмыленный.

— Мужики, «балтийские» наших бьют!

Все несутся к выходу, на газоне барахтаются растрёпанные тела. Глаза выхватывают из кучи-малы своих. Чужие — это работяги из общежития Балтийского завода, с которыми дружба почему-то не складывалась. Навалились, надавали тумаков и вернулись развлекаться. Допускаю, уважаемые читатели, что не все воспримут подобные воспоминания с энтузиазмом. Лучшие годы нашей жизни можно провести иначе: добросовестно трудиться на благо Родины, воспитывать детей и заниматься общественно-полезной деятельностью. Для этого писался Моральный кодекс строителя коммунизма — чудесный свод правил нравственного воспитания советского человека. Да, только кто его читал? Хотя, одно из правил «Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного», я только что описал.

Годом позже круг моих интересов плотно замыкался на музыке, «Галёре» и «Поганке». К тому времени я покинул гостеприимные стены ТЮЗа и вновь попал в «Интурист», на этот раз в гостиницу «Ленинград». Здесь я познакомился с Геной Грабовым. Гена увлекался музыкой, являлся обладателем антикварной квартиры на улице Халтурина (ныне Миллионная) и раньше недолго работал мастером в моём училище. Именно он подкинул идею вернуться в родное училище и попробовать себя на новом поприще наставника. Идея понравилась и синдром «перекати-поле» подтолкнул к очередной авантюре. Так я в третий раз объявился в родных стенах бывшего лицея. Продолжение истории дальше, а пока вернёмся на Наличную, 41.

Мне предложили поработать в «Поганке» гардеробщиком. Вторая работа называлась совместительством и была широко распространена в кругу людей, остро нуждающихся в дополнительных заработках. Я нуждался. Итак, днём училище и должность мастера производственного обучения (внушительно), вечером угарная жизнь в любимой «рыгаловке». Дело было холодной, слякотной осенью, оттого гардероб не пустовал. Но основное моё место на «воротах».

Народ шёл валом, требовалось сдерживать толпу массивной дверью и фильтровать человеческие массы на «своих», «чужих», «никаких» и «блатных». В кафе находилось примерно шестьдесят посадочных мест, я запускал около восьмидесяти, остальные жались на улице и кляли меня почём зря. Именно в то время, как никогда раньше, я узнал о себе и моих родственниках много нового. Буянов и хамов осаживал, когда шли штурмом, вспоминал боксёрские навыки, а уж если сил не хватало, звал на подмогу своих. Правила простые, известные всем: дай рубль при входе, не лезь в зал в верхней одежде, не протаскивай своё бухло (барменам тоже надо жить). Из тех дней отлично помню годовщину Октябрьской Революции. Вот сухая статистика памятного 7 ноября 1977 года: драк — четыре, разбитых витрин — две, вызов наряда милиции — один, мой неучтенный доход — сорок пять рублей. Как видите, значительно скромнее, нежели шесть десятков лет назад (это когда большевики власть брали) и без жертв. Впрочем, жертва была — отложенная.

Наш директор был недоволен бардаком, царящим во вверенном ему заведении. Попенял мне за беспорядок и потребовал оплатить разбитую витрину. Раньше я был не жадным, но отнестись с пониманием к просьбе шефа никак не мог, — я витрину не бил, материально ответственным лицом не являлся. Короче, отказал. Затем начались придирки, меня элементарно стали выживать, и пришлось оставить «хлебное» место. Я вновь стал простым посетителем и каждый раз, когда мимо меня мелькала тщедушная фигурка директора, всеми возможными способами давал ему понять о своих «тёплых» чувствах.

Настоящая слава кафе была впереди. А началось всё с того, что в конце улицы Нахимова стали возводить здание гостиницы «Прибалтийская». Работы нулевого цикла проходили незаметно и производились осенью 76-го. Но, когда здание интуристского монстра на берегу залива стало приобретать очертания, выяснилось, что строители-то родом из Швеции! Проект наш, но строила фирма «Skanska». Работяг из капиталистического государства разместили неподалёку, в общежитии на улице Кораблестроителей. Когда импортные специалисты освоились, то стали растекаться по микрорайону в поисках выпивки, женщин и культурного отдыха.

Молодых парней быстро взяли в оборот дамы лёгкого поведения и стали таскать в «Поганку». Это вызвало очередной всплеск популярности заведения и резко подняло посещаемость, а, как следствие, прибыль. Всем стало гораздо интересней от соседства славных викингов и от быстро развернувшейся подпольной торговли шмотками, ширпотребом и, конечно, музыкой. Теперь в стенах некогда молочной столовой развлекались вечно обалделые пьяные шведы, куча визжавших баб всех мастей и калибров, фарцовщики, мы, аборигены и другие тёмные личности (скорее всего, конторские). Дискотеки затягивались за полночь, шум стоял на всю округу. Менты дежурили чуть-ли не постоянно. Несчастные жильцы стали жаловаться во все инстанции. Апофеозом стали недобрые публикации в нескольких газетных изданиях (до телевидения дело не дошло). Заведению сделали рекламу! Тут уж людское цунами окончательно накрыло «Поганку».

Я времени даром не терял. На корявом английском объяснял ларсам, питерам и томасам, какие пластинки интересуют, писал списки. Порядочные скандинавы уже через неделю доставляли новинки в фирменных пакетах. Помню, получил тогда «свежачок»: «Abba», «Baccara», «Boney M» и ещё массу винила. На почве музыки я тесно сошёлся с «Люминием» — Валерой Андреевым, получившим странное прозвище из-за «космической» куртки. Валера парень был простой и конкретный. Музыкой интересовался постольку-поскольку, а вот джинсы и другие модные шмотки любил искренне. Я познакомил Валерку с «Галёркой» и стал вместе с ним приторговывать барахлом. Спекулятивный тандем просуществовал несколько лет и всегда после незаконного промысла мы возвращались на родную Наличную. Позже Валерка укатил в Татарстан, там женился и стал торговать пивом.

Из той далёкой жизни моя смехотворная попытка учить детей основам столярного ремесла, и, тем более, воспитывать юное поколение в лучших традициях соцреализма, — самая большая авантюра. Ни призвания, ни какого-то, особого интереса, в этой затее я сейчас не нахожу. И, все же, это было. Кто по-настоящему вдохновился, так это моя мама. Бывшему педагогу лестно, что и отпрыск пробует свои силы на новом для себя поприще.

В училище меня помнили, ведь прошло всего четыре года, как я получил аттестат. Практика, когда бывшие учащиеся возвращаются мастерами, не нова. Директор отнёсся с пониманием к моему желанию, его ничуть не смутили семь записей об устройстве и увольнении в трудовой книжке.