Вадим Яловецкий - Хроники старого меломана

Когда тридцатишестилетний очкарик схлестнулся с пацаном, привыкшим все вопросы решать кулаками или заточкой, скоротечный мордобой длился не больше минуты. Нас растащили как раз, когда в ленинскую комнату на шум заглянул начальник отряда старший лейтенант Константин Гаровников. Сказать по правде: я ничего не помнил, — адреналин зашкалил. Говорят, что в таких случаях память выключается.

На вечерней проверке я прятался в задних рядах и постоянно вытирал кровь, сочившуюся из пробитой губы. Сильно болела грудь, похоже, славный юноша мне что-то повредил внутри. С отрядником у меня сложились очень хорошие отношения. Перед отбоем он заглянул ко мне в каптёрку.

— Вадим, замять драку не удастся. Вынужден объявить тебе взыскание. Выбирай: могу лишить тебя краткосрочного свидания или выписки.

— Спасибо, Константин Викторович, лучше останусь без выписки, — и добавил, — мне не привыкать.

— То есть? — удивился старлей, — у тебя же до сих пор не было взысканий. И, вообще, нашёл с кем связываться. Сколько тебе и сколько малолетке!

Про выписку вырвалось случайно, в смысле, что не привыкать. Пользуясь возможностью подрабатывать художественным ремеслом и немного подкармливаться, я с некоторых пор начал продавать своё право на дополнительное питание. Делалось это так: человек давал мне список, я по нему выбирал в ларьке продукты и вручал покупателю. Тот в письме или на свиданке просил родных передать на воле деньги моей жене. Подобный шахер-махер по ту сторону колонии по цене рос в два раза, то есть отоварка оборачивалась уже пятидесятью рублями. Помочь семье — дело благое, а что таким нестандартным способам, так то вопрос совести и желания. Ведь списывать деньги с лицевого счета в пользу семьи было тогда запрещено. Какие порядки сейчас? Не знаю.

Очень болела грудь, пришлось записаться в санчасть. Женщина-врач осмотрела меня, послушала сердце и кликнула из закутка, именуемым ординаторской, «любимого» подельника — Грязнова. Лёша щупал меня, приставлял стетоскоп к сердцу. Затем лепилы негромко советовались.

— Вадим, надо сделать рентген. У нас нет аппарата, можно записать тебя на этап в Газа, — подельник уставился на меня. — Возможно, у тебя трещина или ребро сломано. В опасной близости с сердечной сумкой. Ну, что — записывать?

Областная больница имени Ф. П. Газа обслуживала весь северо-запад. В тюремное лечебное учреждение стекались сидельцы со многих зон и режимов. Особое больничное заведение строилось одновременно с «Крестами» по проекту архитектора Бенуа в 1881-м году и было уменьшенной копией «старшего брата». Когда меня привезли туда, сходство сразу бросилось в глаза. Но запах другой, и сама атмосфера если не дышит спокойствием, то уж точно лишена тревоги. Здесь людей лечат, а не прессуют. Возможно, сказывалось соседство Александро-Невской Лавры и оно неведомым образом влияло на излечение телесных недугов, а, возможно, и душ.

Наше отделение находилось на четвёртом этаже, в крыле, образованным архитектурным крестом. Это длинный коридор с палатами по правую сторону от входа. Вход отгорожен от лестничного круга тюремной дверью с «кормушкой». Связь с медицинским персоналом только через эту дверь. Из развлечений лишь книги, газеты да радио. Плюсы: одноярусные койки и хорошее питание. Зеки передавали друг-другу ключ от ванной комнаты — давно забытой роскоши, ходили на процедуры, принимали лекарства и с удовольствием ежедневно спускались в тюремный двор на прогулку.

Эпохальное событие произошло в тот момент, когда я помогал составлять жалобу одному сидельцу с особого режима. Тогда разделения по режимам не проводилось: все больные одинаковы. Правильно, с точки зрения медицинской этики, и довольно интересно на бытовом уровне. Каторжане, имевшие за плечами несколько ходок, закалённые на пересылках и по-настоящему исповедующие тюремные понятия, делились воспоминаниями и опытом. Не давили, не навязывали свою волю, вели скромно и с достоинством. Они называли нас, первоходок, «братишками» и, если чего просили, никому в голову не приходило отказать заслуженному сидельцу, — срок в тюрьме положено уважать. С оговоркой, если статья правильная.

В тот момент в коридоре зашумели, в палату заглянул сосед и всех ошарашил:

— Братцы, скачуха! К Седьмому ноябрю Горбатый, объявил!

На человеческом языке это означало, что главой государства Горбачёвым объявлена амнистия к годовщине 70-летия Великой Октябрьской революции. Через день принесли газеты с Указом. Амнистия в жизни зека событие волнующее. Но, обычно попадают под раздачу немногие: ветераны, старики, малолетки и беременные женщины по лёгким статьям. Я помню амнистию по случаю смерти Леонида Ильича, и что? Получил на всю катушку с довеском! Но тут случай был особый!

Смысл эпохального указа от 18.06.1987 г. состоял в следующем. Если отсидел треть срока по приговору, если не имеешь нарушений и участвуешь в общественной жизни, как говорится, твердо встал на путь исправления, тогда тебе половинят оставшийся срок. То есть, сокращают дальнейшее наказание вдвое! Я попадал под указ! Вооружившись карандашом и бумагой, стал вычислять, что мне светит. Ошеломляюще: больше трех лет! Извечная зековская привычка «нарезать круги» с заложенными за спину руками, — это про меня. Я бесконечно долго бороздил больничный коридор, наматывая километры и лихорадочно обдумывая будущую жизнь. Но ещё предстоит вернуться на зону, писать заявление, снимать взыскание и надеяться на милость властей — не ровён час, администрация учреждения завернёт, не пропустит. Я с нетерпением ждал выписки. Славу Богу, ничего серьёзного со здоровьем! Спустя месяц я, наконец, возвратился в Форносово.

Зона волновалась, многие ждали своей дальнейшей судьбы. Указ был непростой и доставил руководству колонии немало хлопот. Но его требовалось исполнять, а сроки поставили сжатые. Кажется, три месяца от даты амнистии.

Мой отрядник, Константин Гаровников, получил капитана и перевёлся на промзону в административно-производственный корпус. Я уже писал о нормальных человеческих отношениях офицера пенитенциарной системы и рядового зека, явление это частое и вполне закономерное. В конце концов, первоходки — не потерянные люди, в основной своей массе сохраняющие нормальные человеческие качества и мечтающие вернуться к вольной жизни. Условия несвободы накладывают отпечаток на оступившихся, но редко захватывают и превращают их в потенциальных рецидивистов. Сотрудники учреждений в своей работе опираются на профессиональные знания и навыки бывших инженеров, руководителей, специалистов. По большому счёту, и сам начальник также проводит срок службы за колючей проволокой вместе с подчинённым. Что им делить при условии обоюдовыгодного сотрудничества?