Вадим Яловецкий - Хроники старого меломана

Короче, Гаровников потянул меня за собой. Я был оформлен дневальным штаба производства или, на местном языке, — шнырём. На третьем этаже выделили помещение под техническую библиотеку и поставили меня, типа, главным. Новые обязанности здорово захватили. Во-первых, я проводил время не в отрядной каптёрке, а среди офицеров системы исполнения наказаний и вольнонаёмных, среди которых были и женщины. Во-вторых, я носил повязку с надписью: «Дневальный штаба», заменяющую пропуск для прохода через внутренний пост на территорию промзоны. В-третьих, я обретал независимость и теперь вправе распоряжаться своим временем. Кроме того, по договорённости со старшим нарядчиком я не выходил на вечерние проверки, меня отмечали на рабочем месте. Картина напоминала мне далёкие деньки армейской блатной жизни при штабе полка.

Для начала я сделал в помещении косметический ремонт, затем заказал у слесарей металлические стеллажи и покрасил их. Далее загрузил полки нормативными актами, технологическими картами, сборниками ГОСТ и прочим хламом. Повесил на дверь табличку: «Техническая библиотека. Ответственный к-н Гаровников». Поставил себе стол, врезал замок и стал кайфовать.

Незадолго до моего перевода земляк Сережа Каплуновский научил меня переплетать книги. Надо сказать, что навык весьма полезный, особенно в то время. К 1987-му году в стране объявили перестройку, и на страницы газет, журналов и книг выплеснулось огромное количество публикаций, сдерживаемых до того цензурой. Прежде всего, это коснулось запрещённых произведений русских и зарубежных писателей. Стал меняться взгляд на политическую историю Советского Союза. Набирала обороты бандитско-криминальная тема, эротика и т. д. Большинство читало периодику взахлёб. Огромное количество выписываемых изданий СМИ скапливалось по мере возрастающего интереса. Но хранить большой объём журналов стало невозможно, оттого пытливые читатели вырывали страницы с самыми интересными материалами, а это требовало какого-то оформления. Вот тут и стал всех выручать сначала Каплуновский, а затем втянулся и я. Изготовление конволютов (сборник различных печатных материалов) и реставрация книг превратились не только в интересное занятие, но и в неплохой бизнес. Но об этом позже. А пока в начальной стадии моей деятельности на новом рабочем месте пришлось овладеть ещё одной профессией — машинистки. То есть, работать на пишущей машинке, печатая служебные бумаги от приказов до сводных таблиц производственных планов.

Возможно, в штатном расписании учреждения и была должность машинистки, но зачем тратить бюджетные деньги, когда из пестрой массы осуждённых всегда можно выбрать человечка для подобных обязанностей. До меня стучал по клавишам другой зек, но он ушёл на «химию», и место по совместительству перешло мне. Единственная сложность — постоянная правка ошибок, вечно возникавших от невнимательности и быстрой работы. Приходилось держать под рукой лезвие и мазилку, с их помощью удалять опечатки, а в отдельных случаях элементарно перепечатывать всё заново. Вот бы в то время компьютер с вордовской программой и принтер…

Между тем комиссия по исполнению «Указа ПВС СССР от 18.06.87 г.» работала в полном режиме. На то время в колонии уже насчитывалось порядка восьмисот человек, из них треть попадала под сокращения сроков. В середине августа рассмотрели и моё заявление. На основании характеристики и поощрений в личном деле комиссия не нашла оснований отказать осуждённому Яловецкому В.В. Постановлением от 15.08.87 г. оставшийся срок был сокращён на три года шесть месяцев и два дня! Вот он, момент истины, пусть не по признанию суда, а волевым решением сверху, но справедливость коснулась меня и подельников. Как я должен относиться после этого к всеми ругаемому Михаилу Сергеевичу Горбачёву? Конечно-же, как к спасителю, царю-батюшке, скостившему срок на три с половиной года. Он совершил благое дело для десятков тысяч сидельцев нашей страны. За что ему низкий поклон.

Первое, что я сделал когда вернулся в отряд, это схватил ручку и стал лихорадочно высчитывать срок для подачи заявления на УДО. Получалось — февраль 1989-го, и при таком раскладе сидеть оставалось всего полтора года. Правда, с нашей зоны отправляли на условно-досрочное с большим скрипом. На «химию» — запросто, а вот по УДО освобождались считанные единицы. Мог ли я знать, что до заветной даты произойдёт непредвиденное событие, неожиданным образом повлиявшее на дальнейший исход моей «командировки».

В день, когда комиссия закончила свою работу, на вечерней проверке были объявлены результаты амнистии в нашей отдельно взятой колонии. Хозяин с трибуны выразил уверенность «от лица администрации и себя лично в том, что осуждённые, ставшие на путь исправления, оценят проявленную к ним заботу государства. Приложат все силы к скорейшему возвращению в общество…». Подобные пожелания казённые люди произносят почти постоянно, чаще всего на политинформациях. Мели Емеля — твоя неделя! С нас не убудет.

Заиграл оркестр, серые колышущиеся массы осуждённых решительно двинулись в казармы. В отрядах началось традиционное чефиропитие под скудный дополнительный паёк. Кто-то выпил чего покрепче. Завязались разговоры — «тёрки».

— И чего, блин, такая непруха. И косяками обвешался, и пахал за двоих, — сокрушался невзрачный мужичок, не прошедший по каким-то причинам комиссию. — Суки, чего им ещё надо?!

По тону и виду сидельца стало ясно, что тот принял алкоголь. Стенания, подогретые некачественным портвейном, действовали на нервы. В разговор вмешался зек из его же бригады, как раз успешно прошедший процедуру снижения срока.

— Оттого, что статья у тебя, Коля, неправильная.

— Это, в каком смысле? — напрягся мужичок.

— Так ведь, ты — насильник, спец по «мохнатым сейфам». Был бы пункт «изнасилование крупного рогатого скота» — точно комиссию бы прошёл! Или, на крайняк, «угон космического корабля», — этих тоже не задерживают!

Казарма огласилась безудержным смехом. Не до веселья было только объекту насмешки. Оскорбленный Коля подался вперёд и, сжав кулаки, процедил:

— Не тебе, мерин трелёвочный, языком молоть. Вспомни, за что жену отоварил? У соседа небось, прибор круче, не чета твоему…

И фраза, брошенная наугад просто так, лишь для того, чтобы не уронить своё достоинство, попала в точку.

— Что ты сказал, сблёвок морковный?!

— А что слышал! Фильтруй базар, мохнорылый! Враз на место поставлю!

— Да, я тебе…

Мгновенье, и два разъярённых мужика кинулись друг на друга. Драка получилась знатной. Затем последовал штрафной изолятор. Зачинщику срочно завернули действие амнистии. Вот и пошутил, умник! Следил бы за словами и радовался снижению срока! Здесь тюрьма, а не беззаботные кухонные посиделки.